Мир, который сгинул - Роберт Хайнлайн (1951)

– Идиот или машина. «Паназиатская Финансовая Группа Прогрессивных Инвестиционных Банков» была машиной для зарабатывания денег. А Аддэ-Катир отказался платить. Неважно, что расходы на войну превысили размер долга. Нам не могли позволить уйти от обязательств. Иначе у машины стерлись бы шестеренки и поломался двигатель. Она может ехать только в одном направлении. И она нас переехала. Понимаешь? Переехала. А теперь начинается то же самое.

Не уверен. Определенная логика в этом есть, но очень уж все мрачно. Слишком многое должно пойти неладно, слишком многим людям надо облениться и обозлиться. Как-то оно надуманно. Захир-бей в который раз пожимает плечами и, запрокинув голову, допивает последнюю пену со дна. Всплескивает руками:

– Довольно! Кому нужен старый нытик на вечеринке? Бла-бла-бла! Хватит! Научу-ка молодых танцевать – или умру, пытаясь это сделать. Где музыканты? Играйте! Будем веселиться! – Он вскакивает и громко возвещает: – Я здесь! Я Захир ибн Соломон-бей, Фриман из Аддэ-Катира, Король Танца Маленьких Утят и Султан Неописуемой Ламбады!

Публика одобрительно ревет, и он кидается в толпу. Откуда-то действительно берутся музыканты, Захир-бей размещает их на пятачке и объясняет, какую мелодию играть, после чего хватает за руку Хастера и прямо посреди комнаты выстраивает народ для канкана.

Домой я прихожу поздно, но не позже Ли, у которой ночная смена в лазарете. Когда небо начинает светлеть, она забирается под одеяло и прижимается холодным носом к моей спине.

– Люблю тебя, – шепчет она.

Я тоже ее люблю и вроде бы даже говорю об этом, а может, просто хмыкаю. В любом случае, Ли довольна. Ее нос по-прежнему упирается мне в спину.

Хастер уезжает. После его проводов жизнь возвращается в привычное русло. Какое-то время я не думаю о тревогах Захир-бея. Никаких катастроф пока не происходит, Эллин Фаст принимает несколько разумных решений и улаживает пару мелких неурядиц. У нее обаятельная улыбка и практичный подход ко всему. Конечно, она не Хастер, но и не полная идиотка. Сойдет. Ван Минц чаще отмалчивается, однако и он не висит мертвым грузом. Словом, я начинаю подозревать, что Захир-бей просто расчувствовался спьяну – такое с каждым бывает, даже с героями, а я ни капли не сомневаюсь, что он герой. По-настоящему хороший человек. Я редко с ним общаюсь – мы с Ли заняты сколачиванием мебели и обустройством нашей странной Л-образной квартирки (один приятель Рао Цура прислал нам засушенные цветы, а Веда подарила картину: Шангри-Ла, нарисованный по памяти углем, в раме из кусков опалубки и ремня вентилятора), но время от времени я вижу, как он выезжает с командой или беседует с кем-нибудь в саду. Остальные катирцы будто испарились: работу они себе не ищут, никакого участия в жизни «Трубоукладчика-90» не принимают. Иногда я слышу их и вижу, но они полностью замкнулись в себе. Может, им просто хочется немного покоя – что ж, пусть. Я работаю, развлекаюсь и сплю, еда на «Трубоукладчике-90» становится почти сносной, и так проходит несколько месяцев.

А потом мы встречаем Найденную Тысячу, и я вновь перестаю что-либо понимать.

Все начинается с веревки и палки. Точнее, с куска бечевки. Бечевка и палка вместе образуют нехитрый, но вполне рабочий силок, в который угодило странное маленькое существо, похожее на лысого кролика с рыбьей головой. Когда я подхожу, оно шипит. Я пячусь. Тогда оно пытается куснуть Сэмюэля П. Тот пожимает плечами, снимает ружье с плеча и превращает тварь в скользкое кровавое пятно: БАХ.

Эха почему-то нет. Выстрел растворяется в деревьях со звуком, который явно покроет большое расстояние. Все оглядываются. Все – это я, Гонзо, Энни, Бон и Тобмори Трент.