Курс любви - Ален де Боттон (2016)

Он не шутит. Ночь пятницы – любимое время в его расписании, и так уже с некоторых пор. По пути на работу он думает о темных влажных волосах Кирстен, прекрасно оттеняющих ее бледную кожу, когда она выходит из душа. Пользуясь минутой, оценивает как невероятную удачу в своей судьбе, что такая элегантная, решительная шотландка согласилась пройти всю жизнь рядом с ним. День оказывается довольно напряженным, и домой он добирается только к семи часам. Его уже сильно влечет к Кирстен, но приходится быть дипломатичным. Не может быть никакой спешки и, конечно же, никаких требований. Он намерен попробовать рассказать ей с особенной честностью о том, какие страсти бушуют у него внутри каждый день. Намерение смутное, но он надежды не теряет. Вся семья на кухне, где разворачивается возбужденный спор о фруктах. И дочь, и сын напрочь отказываются есть любые фрукты и ягоды, несмотря на то что Кирстен специально выходила купить черники и разложила ягоды на тарелке в виде улыбающегося лица. Уильям обвиняет мать в убогости, Эстер вопит, что от одного запаха ее тошнит. Рабих пытается пошутить, мол, соскучился по дурдому, треплет Уильяму шевелюру и спрашивает, не пора ли подняться наверх и послушать всякие истории. Рабих с Кирстен поочередно читают детям по вечерам, и сегодня ее очередь. В детской она прижимает их к себе с обеих сторон и начинает рассказ, переведенный с немецкого, о кролике, которого в лесу преследуют охотники. Видя, как крепко дети обнимают мать, Рабих вспоминает, как когда-то и он так сидел со своей матерью. Уильяму нравится играть с волосами Кирстен: он толкает прядки вперед, совсем как Рабих когда-то. Когда рассказ окончен, дети хотят еще, а потому мама поет им старинную шотландскую колыбельную «Возлюбленный горец», в которой рассказывается о трагической судьбе молодой вдовы, чей муж был схвачен и казнен у нее на глазах ее же собственным кланом. Рабих сидит на ступеньке, взволнованный, слушая голос Кирстен. Он чувствует себя польщенным: на его глазах жена превратилась в исключительно сведущую мать. Ей же – в данный момент – больше всего хотелось бы пива. Рабих идет и ложится в их постель. Полчаса спустя он слышит, как Кирстен заходит в ванную. Когда выходит, на ней домашний халат из шотландки, который она носит с пятнадцати лет и который вовсе не снимала, когда дети были очень маленькими. Он начинает прикидывать, как можно было бы начать ласки, как вдруг она сообщает о телефонном звонке: днем ей звонила из Соединенных Штатов подруга, которую она знала студенткой в Абердине. У матери бедняжки диагностирован рак пищевода – приговор врачей явился громом среди ясного неба. Рабих (не в первый раз) осознает, какая Кирстен хорошая подруга и как глубоко она вникает в нужды других людей. Затем Кирстен сообщает, что давно думает об университетском образовании детей. До этого пока что далеко, но в том-то и все дело. Теперь самое время откладывать кое-что, не помногу (в средствах они стеснены), но достаточно, чтобы в итоге скопилась подходящая сумма денег. Рабих покашливает, прочищая горло, и где-то внутри начинает понемногу терять терпение.

Мы могли бы вообразить, что страх и опасность сближения с кем-либо появляются всего один раз, в начале отношений, и что беспокойств никак не может быть после того, как два человека открыто высказали приверженность друг другу, вступили в брак, оформили совместную закладную, купили дом, завели нескольких детей и внесли друг друга в свои завещания.

И все же покорение расстояния и обретение заверений, что мы все еще нужны друг другу, отнюдь не формальные упражнения, исполняемые однажды: их необходимо повторять всякий раз, когда происходит разрыв, день врозь, период занятости, работа по вечерам, ведь любой перерыв властен вновь поднять вопрос, тянет ли нас друг к другу по-прежнему.