В плену желания - Джорджетт Хейер (1962)

– Если это вы выкупили фамильное колье Денвиллов, сэр, то мама должна вам несколько тысяч фунтов.

– Для меня это сущая безделица. Полагаю, вам известно.

– Все знают, что вы богаты, словно Золотой Шар,[55] но дело не в том…

– Отнюдь, – сердито заявил сэр Бонами. – Вы не имеете права запрещать мне тратить мои деньги по собственному желанию. Заявляю, что решительно не потерплю этого.

– Сэр, прошу вас…

– Нет! Уж позвольте мне договорить, Кит! У вас так хорошо подвешен язык, что вы можете заговорить кого-нибудь до смерти. Вы своими разговорами только запутываете положение дел. Предупреждаю вас об этом. Эвелин не виноват, что ваша матушка оказалась в весьма затруднительном материальном положении. При всем желании он ничего не смог бы тогда сделать. Она слишком приблизилась к полному разорению. К сожалению, далеко не всегда я мог помочь ей, ведь она даже пенни у меня брала лишь в крайнем случае. Мне пришлось предложить ей деньги под проценты.

– Возврата которых вы не ждете…

– Разумеется нет, однако я отнюдь не уверен, что мне следовало так поступать, – задумчиво произнес сэр Бонами. – У нее не больше деловой хватки, чем у котенка, но при этом ваша маменька терпеть не может быть кому-то чем-либо обязанной. Это волнует ее в куда большей степени, чем вам кажется… – Джентльмен издал тихий смешок. – Благослови ее Господь! Ей кажется, что ничего страшного нет, если она может платить проценты. Со мной она бывала не намного откровеннее, чем с покойным графом. У меня есть сильнейшее подозрение, что, помимо меня, ваша матушка занимала деньги и у других… Ладно, я не подозреваю, а уверен в этом, что меня ужасно смущает. С одной стороны, она не примет от меня денег в уплату тех долгов, а с другой – мне несподручно самому их оплатить, потому что в таком случае выйдет конфуз. Она вбила себе в голову, что нет ничего дурного в том, чтобы брать взаймы деньги у тех, кто без зазрения совести будет требовать у нее уплаты всех процентов. Это мне совершенно не нравится. Ваша маменька предпочитает обращаться к ростовщикам, а не ко мне. Спорить с ней бесполезно. Я уже наслушался всяческой несуразицы насчет того, что она не желает обременять меня своими заботами. А когда говорю ей, что ради нее готов на что угодно, ваша матушка заверяет: это ей хорошо известно, но от того делается лишь хуже… – Сэр Бонами вздохнул. – Вам такое, пожалуй, не понравится… да, определенно не понравится, однако я должен это сказать: я ее боготворю, боготворил и буду боготворить до конца жизни… боготворю, но не понимаю…

– По-моему, мне ясно, что у нее на уме. Матушка просто не хочет ни в чем зависеть от вас… И еще… вы ошибаетесь, полагая, будто нам не нравится ваше отношение к маменьке. В прошлом мы, не спорю, ревновали. Но тогда ведь еще были безмозглыми юнцами. После того, что я узнал сегодня, у нас не останется других чувств, кроме глубокой благодарности за вашу помощь.

Сэр Бонами явно обрадовался, услышав уверения Кита, однако вслух произнес довольно резко:

– Вы говорите от своего лица, мальчик мой! Не стоит заявлять это от имени Эвелина. Если полагаете, что он думает так же, как вы, значит, заблуждаетесь.

– Я знаю его не хуже самого себя, – возразил Кит. – Поэтому могу говорить от его лица. Я не утверждаю, что брат будет в восторге. Ни я, ни он не в восторге от этого, особенно он. Боже милостивый, сэр! Как мы можем безмятежно взирать на текущее положение дел? Оплатить все траты нашей матушки было долгом отца. Он с этим не справился, и теперь обязательства отца перешли к Эвелину, как его наследнику.