Танцующая в Аушвице - Паул Гласер (2010)

Вечером на балу я, одетая балериной, стою в своем белом тюлевом балетном платье у одной из колонн, которые окружают большой танцпол у главного концертного зала. Разглядываю пеструю толпу и мечтаю влиться в нее. Мимо меня проносятся смеющиеся, танцующие, ликующие люди, и в этой толчее я чувствую себя абсолютно одинокой — до тех пор пока ко мне вдруг не подходит элегантный молодой человек в смокинге.

— Могу ли я пригласить вас на танец? — спрашивает он.

— Да, конечно! — пылко соглашаюсь я, ведь меня приглашают первый раз за весь вечер.

Розе 16 лет

Роза в Собрании. В белом тюлевом бальном платье сидит слева на переднем плане

Он берет меня за руку, чтобы отвести на танцпол.

— С кем имею честь танцевать? — интересуется он.

— Я — Рози, а вы?

— Хюберт, — отвечает он улыбаясь, и прежде чем я успеваю это осознать, его руки уже кружат меня по залу в плавном медленном вальсе. Хюберт хорошо танцует, имеет свой стиль и ведет меня очень умело. Но он не совсем трезв. Увлекая меня за собой в ритме вальса, он все крепче и крепче прижимает меня к себе. И мне это нравится. Именно этого я и хотела. Это и есть то, к чему я так стремилась.

Рука Хюберта скользит по моей спине от левой лопатки к правой руке. Это меня возбуждает. С горящими глазами, прижавшись к Хюберту, я полностью покоряюсь ему в танце. Но тут раздается резкий барабанный бой, звучат аплодисменты, танец закончен — и мы отходим друг от друга на то расстояние, которого требуют приличия. Вызывающим доверие жестом он предлагает мне руку и увлекает в коридор. Перед одним из зеркал мы останавливаемся, он осматривает мое отражение и говорит:

— Как же ты красива!

Щеки у меня и так пылают, но я краснею еще больше и, смеясь, увожу его от зеркала. Эта бьющая ключом жизнь прекрасна! Теперь мне не нужно быть зрителем, я сама становлюсь главным действующим лицом. Гуляя, мы добираемся до бара. Один из стульев свободен. Хюберт подхватывает меня и сажает на него, а сам, опершись о барную стойку, заказывает два бокала шампанского. В небольших высоких узких бокалах без ножки бегут вверх и лопаются пузырьки. Я в первый раз буду пить шампанское. Хюберт поднимает бокал:

— За наше знакомство!

Я тоже поднимаю бокал, смеюсь и пью. Хюберт обнимает меня за талию.

— Пойдем, дерзнем станцевать еще разочек! — предлагает он.

Близко прижавшись друг к другу, мы скользим в оживленной толпе. Я вновь ощущаю, как у меня внутри разливается блаженное тепло.

— Здесь так жарко! — говорю я.

Хюберт внимательно смотрит на меня, и мы скрываемся в прохладных коридорах, летим до самого их конца — туда, где начинается лестница аварийного выхода. Я останавливаюсь.

— Ну что, вниз? — спрашивает Хюберт и еще крепче прижимает меня к себе. Мы спускаемся на шесть ступеней вниз по винтовой лестнице к площадке, слабо освещенной аварийной лампочкой. Без малейшего сопротивления я позволяю ему подхватить себя на руки, чувствую тепло его тела и узнаю вкус его губ. Долго, очень долго длятся наши объятья. Прочь уходит время, исчезает все вокруг. Наши губы то сливаются, то размыкаются, то снова ищут друг друга…

…Наступившей весной я хожу в Собрание по несколько раз в неделю. Время от времени встречаю там Хюберта, и он всегда приглашает меня на танец. Мы танцуем, он смеется, болтает, но никогда даже намеком не дает мне понять, что помнит о той чудесной карнавальной ночи. Иногда я спрашиваю себя, а не забыл ли он о ней напрочь. Но в любом случае всякий раз он подходит ко мне, утешаю я себя, значит, рано или поздно заговорит об этом.

Однажды, когда, собираясь ехать из теннисного клуба домой, я сажусь на велосипед, рядом со мной притормаживает выруливший из-за угла открытый автомобиль.

— Привет, Рози! — говорит Хюберт. — А я и не знал, что ты ходишь сюда играть в теннис.

Я слезаю с велосипеда.