Самоубийство сверхдержавы - Патрик Бьюкенен (2011)

«Я скажу так, что не являюсь, что никогда не был сторонником сколько-нибудь осуществленного на практике социального и политического равенства белой и черной рас. Я никогда не поддерживал предоставление неграм избирательных прав или допуска в суды присяжных, или позволения занимать должности, или вступать в браки с белыми; я скажу, в дополнение к этому, что налицо физическая разница между белой и черной расами, каковая, по моему мнению, и впредь не позволит обеим расам жить вместе на условиях социального и политического равенства. И поскольку они не могут жить вместе указанным образом, то, пока они остаются рядом, следует определить позиции выше– и нижестоящих, и я не менее любого другого выступаю за то, чтобы положение вышестоящих осталось за белой расой»{625}.

Сегодня подобное заявление о превосходстве белых означало бы крах политической карьеры. Четырьмя годами ранее, 16 октября 1854 года в Пеории, Линкольн признался, что испытывает двойственные чувства по отношению к тому, как поступать с вольноотпущенниками, если рабство будет отменено:

«Достанься мне вся мирская власть, я бы не знал, что делать при нынешних обстоятельствах. Моим первым побуждением было бы освободить всех рабов и отправить их в Либерию – на родину… [Но] освободить их и сделать политически и социально равными нам? Мои собственные убеждения не допускают этого; и даже если я смирюсь, мы хорошо знаем, что огромная масса белых такого смирения не примет… Общим мнением, будь оно обоснованным или нет, нельзя попросту и без последствий пренебрегать. Мы не можем… сделать их равными себе»{626}.

Линкольн пытался сказать, что вера в превосходство белой расы является «общим мнением» «огромной массы белых» в Америке. Сам он разделял это мнение. Он верил в свободу для всех, но не в равенство для всех – разве только в то, что черная и белая расы принадлежат к роду человеческому и имеют равное право на свободу. После слов «Мы не можем… сделать их равными себе» Линкольн продолжал:

«Я никогда не говорил ничего вопреки этому, но я считаю, что, несмотря на сказанное выше, нет никаких причин для негра не обладать всеми правами, перечисленными в Декларации независимости, – правом на жизнь, на свободу и на счастье. Я считаю, что он имеет столько же прав на все это, сколько и белый человек. Я согласен с судьей Дугласом, что негр не равен мне во многих отношениях – конечно, в цвете кожи, может быть, в нравственных и интеллектуальных достижениях. Но в праве есть хлеб, заработанный собственным трудом, без чьего-либо позволения, негр мне равен, как равен он судье Дугласу и вообще всякому живому человеку»{627}.

Красноречиво – и, для своего времени, очень смело.

Откликаясь в 1857 году на решение по делу Дреда Скотта[162], о котором он сожалел, Линкольн объяснил свое восприятие взглядов отцов-основателей, выраженных в знаменитых словах из Филадельфии:

«Думаю, что авторы этого памятного документа имели в виду всех людей, но не намеревались объявлять всех людей равными во всех отношениях. Они не хотели сказать, что все равны цветом кожи, ростом, умственными способностями, нравственным развитием или общественными свершениями. Нет, они определили с наивозможной строгостью, в каких отношениях они считают, будто все люди созданы равными – люди равны в «определенных неотчуждаемых правах, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью». Вот что они говорили и вот что имели в виду»{628}.

Линкольн тем самым пояснял: негры имеют такие же, данные Богом права на жизнь, свободу и стремление к счастью, что и белые люди, и декларации 1776 года представляют собой своего рода гарантию того, что они в один прекрасный день обретут эти права. Но пусть все люди равны перед Господом в правах, они не равны в дарованных Богом талантах.