Меч и ятаган - Саймон Скэрроу (2012)

– Я никак не могу повлиять на то, как история направляет жизненный путь человека. То же самое и с казусом твоего рождения, Ричард: я здесь ничего ни поделать, ни исправить не могу. А потому бессмысленно излагать мне твои невзгоды во всей их горькой безутешности. У каждого из нас есть долг, и этим все сказано. У меня – перед Орденом, защищать который я поклялся жизнью. У тебя – перед твоими господами в Лондоне, с каким-то там поручением, которое они вверили в твои руки. Тебе надлежит, уж так или иначе, помочь мне с моим долгом. Я же, со своей стороны, был бы рад взаимообразно помочь тебе, если бы знал чуть больше о цели твоего пребывания на Мальте.

– Я не могу сказать об этом больше, чем вам уже известно, – сверкнул темными глазами Ричард.

– Ну а если тебя постигнет неудача или несчастье? Смерть, в конце концов?

– В таком случае, могу предположить, Уолсингем пошлет кого-нибудь еще, чтоб завершить задание.

– Ах вон оно что… То есть у твоего хозяина пруд пруди людей, которые говорят на стольких же языках, как ты?

Ричард, глянув вниз на тарелку, подцепил с нее баранью отбивную, надкусил, начал жевать.

– А вот я так не думаю, – улыбнулся из-под бровей Томас. – И стоит тебе пропасть, как на всем задании можно будет поставить крест. Если ты не поведаешь мне о том документе несколько больше.

– Не поведаю, – промычал сквозь еду Ричард.

– Но почему? Ведь тебе есть прямой смысл сделать это.

– Смысл – одно, приказ – другое.

– Понимаю. Но если ставки, по словам сэра Роберта, настолько высоки, то ведь жизненно важно, чтобы хоть один из нас, неважно кто, доставил этот документ обратно в Англию.

– Это если кто-нибудь из нас переживет нападение на Мальту, – пробурчал Ричард.

– Верно, – хмуро кивнул Томас.

– Прошу прощения, сэр, но указания у меня прямы и недвусмысленны. И говорить о них вам я ничего не должен.

– Как так?

– А так. Потому что Уолсингем вам не доверяет.

– С ним все понятно. Ну а Сесил?

– Сэр Роберт не оспаривает его суждений почти никогда.

Томас подпер пальцами подбородок. Досада плавно перерастала в гнев. В самом деле, такое отношение уязвляет, задевает честь.

– Подозрительность у них, видимо, из-за моего вероисповедания: как-никак, католик. Ну а есть в том документе нечто, что таит опасность, предай я его содержание огласке?

– Не могу сказать. – Ричард отрезал еще кусок.

– Не можешь или не хочешь?

– Я уж и без того сказал больше, чем допускает благоразумие. Если вам от этого легче, то скажу, какого мнения придерживается Сесил. Он полагает, что вы считаете себя прежде всего англичанином, и уж затем католиком. А теперь хватит. Больше я ни о чем распространяться не буду. Расспрашивайте, если угодно, о чем-нибудь другом.

– Изволь. Скажи мне, ты протестант, как твои хозяева, или все-таки сторонник римско-католической церкви?

Ричард, раздумывая над этим вопросом, перестал жевать.

– А то вы сами не знаете. Как вы думаете, Сесил взял бы себе в услужение католика? Тут и вопросов быть не должно.

– А протестантом ты был всегда? – спросил с нажимом Томас.

– Зачем это вам?

– Да так, хочется тебя поближе узнать. В противоречиях, бытующих между нами, лучше понимать досконально, что за человек сражается с тобой по одну сторону.

– Какая, в сущности, разница, католиком я был или протестантом? – усмехнулся Ричард. – Вас больше должно интересовать, убивал ли я когда-нибудь человека.

– А кстати, да или нет? – пристально посмотрел Томас.

– Ну, положим, нет. Однако я уверен, что до возврата в Англию чаша сия меня никак не минует.