На пороге чудес - Энн Пэтчетт (2011)

Она подошла к нему и положила руки ему на плечи. Каждую ночь они ложились спать отдельно — он в гамаке, она под сеткой на койке, — и каждую ночь их будили его кошмары.

Именно его, а не ее.

Она вставала, брала его на руки и переносила к себе.

Остаток ночи они так и спали на ее узком ложе.

Через неделю они так привыкли спать вместе, что научились дружно переворачиваться на другой бок.

Лакаши вошли в реку и поплыли — по-собачьи, с примесью элементов брасса.

Марина глядела на темные головы, торчавшие из мутной воды, и думала, что и она бы плыла вот так, лишь бы чем-то заняться.

Нэнси Сатурн сняла шляпу и помахала ею пловцам. Ее рыжеватые волосы были коротко острижены — она стригла себя сама. Она с энтузиазмом прокричала слова прощания — «гуд-бай» по-английски, «чау» по-португальски, а потом издала жужжащий звук, переходящий в писк, что на языке лакаши означало: «Я ухожу от тебя».

После четвертого или пятого повтора пловцы развернулись и поплыли к берегу.

Вряд ли они вообще намеревались догнать лодку.

Истер самостоятельно управлялся с мотором — без доктора Свенсон.

— Они хотят получить немножко внимания, — заметила Нэнси и помахала удалявшимся лакаши. — Если вы не обращаете внимания на то, что они делают, они продолжают это делать и дальше. Честно говоря, я не думаю, что они хорошие пловцы. Нельзя же утопить половину племени.

— Из Нэнси мог бы получиться прекрасный социальный бихевиорист, — сказал Ален Сатурн, обняв жену за плечи загорелой рукой. — Она понравилась бы доктору Раппу. Когда Нэнси приехала сюда в первый раз, она увидела много такого, чего мы прежде не замечали.

— Вы знали доктора Раппа? — спросила Марина.

Нэнси подняла брови и вздохнула, как бы предвкушая то, что последует дальше.

— Неужели вы пропустили ту знаменитую лекцию? — Она высвободилась из-под руки мужа и стала рыться в сумке, отыскивая солнцезащитный крем и гель от насекомых. Один тюбик она протянула Марине, другой открыла сама и принялась намазывать себя.

Ален Сатурн сдвинул очки на лоб, чтобы все видели восторг в его глазах.

— Я учился у него в Гарварде! Я записался на его знаменитый курс лекций по микологии в том году, когда он сломал лодыжку на Новой Гвинее, и из-за этого никуда не поехал и преподавал целый семестр. Его лекции были опубликованы в «Оксфорд Юниверсити Пресс», и по ним была написана масса курсовых работ. Вы наверняка читали некоторые из них. Вокруг его курса лекций уже ходит множество легенд. Они включались в каталог каждый год, но доктор Рапп никогда не появлялся в лекционной аудитории больше одного-двух раз в год. Все занятия проводил какой-нибудь аспирант, который сам не ездил в экспедиции и мог лишь читать чужой текст и проводить практические занятия. И вот, хотя лекции по микологии считались в университете одним из основных курсов, записывались на них лишь какие-нибудь провинциалы. Записаться туда — означало признать, что ты совершенно не в курсе происходящего. Но когда студенты поняли, что произошло, что сам великий ученый возвращается к преподаванию, все переменилось. Старшекурсники и аспиранты, даже некоторые доценты, платили новичкам, чтобы те уступили свои места. Сам я не согласился ни на какие пятьдесят баксов, за что был впоследствии вознагражден сторицей. В том семестре я познакомился с доктором Раппом и потом целых три семестра получал приглашения в его экспедиции на Амазонку.

— Там вы познакомились с доктором Свенсон? — Марина подумала о своей преподавательнице, летавшей из Манауса в США. Насколько ей помнилось, доктор Свенсон не пропускала ни одной своей лекции.

Нэнси Сатурн густо намазала лицо белым кремом и стала его растирать.

— Тот, кто знает доктора Раппа, знает и Энник Свенсон.

— Не мешай мне рассказывать, — сказал ей Ален и снова направил внимание на жадно слушавшую его Марину. — Энник старше меня на несколько лет.