Просто дети - Патти Смит (2010)

Чем занималась Пегги? Толком не знаю. Знаю лишь, что она работала в МоМА. Мы часто шутили, что во всем отеле только я и Пегги трудоустроены официально. Пегги – темноглазая, загорелая, с волосами, собранными в тугой “конский хвост”, – была добра и жизнерадостна и, казалось, всех на свете знала. Ее легко было представить в роли второго плана в каком-нибудь фильме про битников. Между бровей у Пегги была родинка, которую Аллен Гинзберг прозвал ее третьим глазом. Мы были занятной компанией. Все разом галдели, любя препирались, затевали словесный спарринг – это была настоящая какофония дружеского спора.

Мы с Робертом ссорились нечасто. Он редко повышал голос, но если уж сердился, это было заметно по глазам, по лбу. Иногда Роберт сердито выставлял челюсть. Улаживать свои конфликты мы ходили в “нехорошую пончиковую” на углу Восьмой авеню и Двадцать третьей улицы. Это было вылитое кафе с картин Эдварда Хоппера – точнее, было бы, если бы он решил нарисовать заведение сети “Данкин донатс”. Кофе был из пережаренных зерен, пончики – черствые, зато тут можно было сидеть до утра. В пончиковой мы не страдали от тесноты – не то что в номере. Нас никто не тревожил. В любой час дня и ночи там толкалась чрезвычайно пестрая публика: наркоманы под кайфом, “ночная смена” проституток, люди, поменявшие страну или пол. В этом мирке легко было оставаться незамеченным – разве что скользнут по тебе взглядом и отвернутся.

Роберт всегда брал пончик с желе, обсыпанный сахарной пудрой, а я – французский круллер. Круллеры почему-то были на пять центов дороже обычных пончиков. Всякий раз, когда я делала заказ, Роберт говорил:

– Патти! На самом деле ты эти круллеры вовсе не любишь. Просто выпендриваешься. Берешь их только потому, что они французские.

Роберт прозвал их “круллеры поэтов”.

Этимологию слова “круллер” нам растолковал Гарри. Оказалось, они родом не из Франции, а из Голландии. Эти легкие воздушные крученые кольца из заварного теста едят в Жирный вторник – накануне Пепельной среды, начала Великого поста. В тесто для крулллеров кладут яйца, сливочное масло, сахар – все, что в пост запрещено. Я провозгласила круллеры святыми пончиками:

– Посередине дырка, чтобы на нимб было похоже.

Гарри всерьез призадумался над моей версией, а затем отчитал меня с притворным раздражением:

– Нет, “круллер” на голландском значит другое. Не “нимб”.

В общем, до сих пор не знаю, много ли в круллерах святости, но с Францией они у меня больше не ассоциировались.

Однажды Гарри и Пегги позвали нас в гости к композитору Джорджу Клейнсингеру[59], который занимал в “Челси” номер из нескольких комнат. Я обычно чуралась походов в гости, особенно к взрослым. Но Гарри соблазнил меня вестью, что Джордж написал музыку к “Арчи и Мехитабель” – серии комиксов о дружбе таракана с уличной кошкой[60]. Комнаты Клейнсингера были скорее тропическими джунглями, чем гостиничным номером: самый подходящий антураж для Анны Каван. Главным сокровищем считалась коллекция экзотических змей, в том числе двенадцатифутовый питон. Роберт зачарованно уставился на змей, но я сильно перетрусила.

Пока все по очереди гладили питона, я невозбранно рылась в музыкальных произведениях Джорджа: ноты были свалены там и сям среди папоротников, пальм и клеток с соловьями. Я возликовала, обнаружив на каталожном шкафу стопку оригинальной партитуры “Аллеи Шинбон” – мюзикла об Арчи и Мехитабель. Но главным открытием для меня стало наглядное подтверждение того, что этот скромный и добродушный джентльмен-змеевод сочинил музыку “Тубы Тубби”. Он сам сказал мне об этом, и я чуть не прослезилась, когда он показал мне оригинальные ноты любимой музыки моего детства.