Просто дети - Патти Смит (2010)

Роберт положил в белый мешок книгу, которую я тогда читала, мой свитер, свои сигареты и бутылку крем-соды. Он не стеснялся ходить с мешком – наоборот, считал, что так больше похож на матроса. Мы сели на поезд линии “Эф” и доехали до конечной.

Мне всегда нравилась дорога до Кони-Айленда. Подумать только, к океану везет обычный поезд метро – волшебство! Я погрузилась в чтение биографии Неистового Коня[57], а затем вдруг вернулась в день сегодняшний и взглянула на Роберта. Он был точно персонаж “Брайтонского леденца”[58] – шляпа 40-х годов, черная сетчатая футболка, мексиканские крестьянские сандалии.

Поезд подъехал к перрону. Я с детским нетерпением вскочила, сунула книгу в мешок. Роберт взял меня за руку.

Я не знала ничего чудеснее, чем Кони-Айленд, чумазый и невинный. Местечко нам под стать: ветхие пассажи, облупленные вывески из былых времен, сахарная вата, куклы-пупсики “Кьюпи” в боа и цилиндрах с блестками. Мы прошлись по балаганам: тогда они находились при последнем издыхании. Шик балаганов поистерся, но они упрямо зазывали посмотреть невиданных уродов: мальчика с ослиной головой, человека-аллигатора и девушку о трех ногах. Роберта завораживал мир цирковых уродов, хотя в последнее время он предпочитал изображать молодых парней в кожаных штанах.

Мы прогулялись по променаду и сфотографировались у старика с древней фотокамерой, снимавшей на фотопластинки. Старик обещал, что карточки будут готовы через час. Мы пошли на дальний конец почти бесконечного пирса, в дощатое кафе, где подавали горячий шоколад и кофе. Стена за спиной кассира была оклеена изображениями Христа, президента Кеннеди и астронавтов. Это было одно из моих самых любимых мест, я часто мечтала устроиться туда работать и поселиться в каком-нибудь из старых доходных домов напротив ресторана “Нэйтанз”.

На всем протяжении пирса маленькие мальчики с дедушками ловили крабов. Клали наживку – сырую курятину – в маленькую клетку, опускали клетку на веревке в воду. В 80-х этот пирс был разрушен сильным штормом, но “Нэйтанз” – любимый ресторан Роберта – уцелел. Обычно у нас хватало денег только на один хот-дог и одну порцию кока-колы. Роберт съедал почти всю сосиску, а я – почти всю капусту. Но в тот день у нас хватило денег на две порции всего, чего мы пожелали. Мы пошли поздороваться с океаном, и я спела Роберту “Coney Island Baby” – песню The Excellents. Роберт написал на песке наши имена.

В тот день мы никем не притворялись и не знали никаких забот. Нам повезло, что этот момент запечатлен на фото. Это наш первый настоящий портрет в Нью-Йорке. Мы такие, какими были на самом деле. Всего несколько недель назад мы были на самом дне, но теперь наша синяя звезда, как выражался Роберт, поднималась к зениту. Поезд “Эф” повез нас в долгий обратный путь. Мы вернулись в свою каморку и разобрали постель, радуясь, что мы вместе.

Мы с Гарри и Робертом сидели в “Эль-Кихоте” – ели креветок с зеленым соусом и рассуждали о слове “магия”. Роберт часто употреблял это слово, говоря о наших отношениях, удачном стихотворении или рисунке, а позднее – при отборе фотографий или контрольных отпечатков.

– Вот в этом есть магия, – говорил он.

Гарри, подыгрывая увлечению Роберта Алистейром Кроули, стал уверять, что этот черный маг ему отец родной.

– Сможешь вызвать своего папу, если мы начертим на столе пентаграмму? – спросила я. Тут к нам присоединилась Пегги и вернула всех с небес на землю:

– Ну что, волшебники-недоучки, кто наколдует презренный металл на оплату обеда?