Просто дети - Патти Смит (2010)

Мы договорились забыть о заботах до завтрашнего утра. Взяли из своих сбережений немножко денег и прошлись пешком до Сорок второй улицы. По дороге зашли в “Плейленд” сняться в фотоавтомате: полоска из четырех кадров за четвертак. У “Бенедикта” взяли один хот-дог и порцию сока папайи на двоих, а потом смешались с толпой. Проститутки, отпущенные на берег матросы, сбежавшие из дома подростки, околпаченные мошенниками туристы, а также бедолаги, которые всем жаловались, что были похищены инопланетянами. Сорок вторая была настоящей курортной набережной, хоть и пролегала посреди мегаполиса: игорные дома, сувенирные лотки, кубинские закусочные, стрип-клубы, работающие почти круглосуточно ломбарды. За пятьдесят центов можно было сходить в кинотеатр, обитый засаленным бархатом, где показывали иностранные фильмы вперемежку с мягким порно.

Мы порылись на букинистических развалах, где торговали затрепанными бульварными романами и мужскими журналами. Роберт неустанно разыскивал материалы для коллажей, а я – трактаты безвестных авторов об НЛО и детективы с кровавыми лужами на обложках. Из груды я выудила первое издание “Джанки” Уильяма Берроуза – тот самый томик “два в одном” издательства “Эйс”, который Берроуз выпустил под псевдонимом Уильям Ли. Эту книгу я так и не перепродала – храню до сих пор. Роберту попалось несколько разрозненных листов с зарисовками арийских юношей в мотоциклетных кепи – работы Тома оф Финленд[56]. Всего пара долларов – а сколько радости для нас обоих. Домой мы вернулись, держась за руки. Потом я ненадолго отстала, чтобы посмотреть со стороны, как вышагивает Роберт. Его матросская походка всегда меня умиляла. И внезапно мне открылось: однажды я замешкаюсь, а он пойдет дальше. Но это случится в далеком будущем, а пока ничто не сможет нас разлучить.

В последние выходные лета я поехала навестить родителей. На автобус шла в приподнятом настроении – предвкушала встречу с семьей и поход по букинистическим магазинам в Мьюллика-Хилл. В нашей семье все были книгочеями, а я обычно находила у букинистов еще и что-нибудь на перепродажу в городе. На сей раз подвернулось первое издание “Доктора Мартино” Фолкнера с автографом автора.

Настроение в родительском доме, против обыкновения, было подавленное. Мой брат собирался завербоваться на военный флот, и мама, несмотря на свой горячий патриотизм, боялась, что его пошлют во Вьетнам. Моего отца глубоко потрясла бойня в Сонгми. “Бесчеловечен с человеком человек”, – повторял он цитату из Бернса. В тот день я смотрела, как отец сажает во дворе дерево – плакучую иву. Казалось, это символ его недовольства тем, куда катится страна. Позднее люди говорили, что черту под идеализмом 60-х подвело убийство, совершенное на концерте “Роллингов” в Альтамонте в декабре того года. Но для меня это убийство лишь подтвердило двойственность лета 69-го: Вудсток и культ Мэнсона, наш бал-маскарад с полной кашей в головах.

* * *

Мы с Робертом встали рано. Специально копили деньги, чтобы в этот день отпраздновать вторую годовщину знакомства. Наряды я приготовила с вечера – постирала все вещи в раковине, а Роберт их отжал (у него руки были сильнее) и развесил сушиться на чугунной спинке кровати. Ради праздника он разрушил собственную инсталляцию, которая представляла собой пару черных футболок, растянутых на продолговатом подрамнике. Снял одну футболку с подрамника, надел на себя. Я продала книгу Фолкнера и на вырученные деньги оплатила номер за неделю, а также купила Роберту шляпу “Борсалино” в “Джей-Джей хэт сентер” на Пятой авеню. Шляпа была фасона “федора” – с мягкими полями. Я смотрела, как Роберт причесывается и по-всякому примеряет шляпу перед зеркалом. Он явно обрадовался. Дурачился, горделиво расхаживая по комнате, коронованный шляпой имени нашей годовщины.