Меня зовут Шейлок - Говард Джейкобсон (2016)

Грейтан поцеловал ее с неистовой страстью. Когда он увидел Беатрис впервые, она, с подачи Плюри, была одета мальчишкой. «Мой маленький еврейчик», – называла ее Плюри. Сейчас Беатрис выглядела почти как тогда: скорее капризная, чем сердитая, скорее девочка, чем женщина, скорее дитя Востока, чем Запада, полукровка, ни то, ни другое, полная загадка для Грейтана. Мог ли он в чем-нибудь ей отказать?

Промотаем немного назад.

И вот, в такую ночь, Беатрис осталась одна размышлять о том, что наделала.

Разве могла она не уронить слезу?

Беатрис вытерла влажный глаз и задумалась, не за тем ли смылся Грейтан, чтобы убить отца.

Огорчит ли ее это?

А что, если в драке отец убьет Грейтана?

Огорчит ли ее это?

Вопросы, вопросы…

Беатрис принялась открывать бутылку шампанского, хотя и не слишком любила шампанское, и вздрогнула, когда хлопнула пробка. А вдруг это пистолет Грейтана? Или отца? До ее дома не больше полутора миль. В такие ночи, в тишине Золотого треугольника, звуки разносятся далеко.

Когда я прикончу эту бутылку, подумала Беатрис, я и не вспомню, кто такой Грейтан Хаусом. Зато отца не забуду никогда. Он превратил мою жизнь в страдание.

Беатрис попыталась вспомнить, было ли такое время, когда отец не преследовал ее, не выдергивал с вечеринок, не бил парней, с которыми она встречалась, не вытирал тыльной стороной ладони помаду у нее с лица, не тащил по улице за волосы, хватаясь за сердце, словно угрожая инфарктом: «Полюбуйся, что ты со мной делаешь! Ты меня убиваешь». Хотя на самом деле это он ее убивал – не так ли?

Разве могла она не рассмеяться?

Однажды отец выбросил ее мобильник в озеро. Пока телефон тонул, позвонивший парень продолжал говорить. Было это года два назад. Может, он до сих пор расписывает под водой, как мечтает поскорее увидеться? До сих пор выражает булькающие восторги по поводу ее груди?

Однажды отец растоптал ее ноутбук. Однажды пинком высадил дверь ванной и саданул кулаком по зеркалу. Однажды угрожал подослать наемного убийцу к мальчику, с которым она встречалась. Ей было тогда всего четырнадцать. Мальчику – на год больше. Как-то раз запрыгнул на капот автомобиля, в котором она ехала со взрослым парнем. «Не останавливайся, – велела Беатрис. – У него никакого чувства равновесия: рано или поздно свалится». В другой раз ворвался в гостиничный номер, изображая, что в кармане у него пистолет.

Какая драма сравнится с этой? И разве способен Грейтан настолько завладеть ее воображением, насколько завладел отец?

Чтобы доказать, как сильно ее любит – он ведь этого добивался? Хотел помешать ей влюбиться в кого-нибудь другого?

Разве могла она не уронить еще одну слезу?

Самое дикое – дичее просто некуда, – что у него получилось: Беатрис действительно не могла влюбиться ни в кого другого.

Она попыталась переключить свои слезы на мать, но думать могла только об отце.

Почему он за ней не приехал?

Он всегда за ней приезжал, так почему же не в этот раз? Единственный раз, когда это имеет значение. Если имеет.

Неужели махнул на нее рукой? Беатрис слышала о том, как дед похоронил отца накануне свадьбы с христианкой. Может, он тоже ее похоронил?

«Или ты выйдешь за человека с таким же членом, как у меня, или я тебя похороню!»

Разве могла она не рассмеяться?

Хоть смейся, хоть плачь, такой ультиматум может означать только одно: он ее любит.

Пока Беатрис доедала пятое миндальное пирожное от «Ладюре», в голову ей пришел неожиданный вопрос: если Грейтан согласится на обрезание, предпочтет ли отец, чтобы операция прошла успешно или чтобы ее жених истек кровью и умер?

Промотаем немного вперед.

Д’Антон не мог поверить своим ушам.

– Так и сказал?

– Да.

– Ты уверен?

– Уверен.

– Этими самыми словами?

– Я за ним не записывал.

– «Пройди обрезание и получишь мою дочь»?