Богам божье, людям людское - Красницкий Евгений Сергеевич (2010)

Анисим говорил не поднимая глаз и не глядя на собеседников, те тоже примолкли, Осьма даже перестал почесываться.

— Поп говорил, что Христа в тридцать три года распяли… мне тоже тридцать три. Стал десятником, хозяйство доброе, детишек четверо выжило… троих-то господь прибрал… а все не так! Десяток от меня ушел, из детей только девки выжили, хозяйством с братьями делиться надо. И всю жизнь такое творится! Только-только все хорошо устроится… и бац! Как сквозь пальцы удача уходит! Вот и сейчас: ты, Леха, думаешь, я не заметил, что тебе мое желание десяток из младшей стражи набрать не понравилось? Все я заметил! И ты — старший наставник, мимо тебя — никак! А ведь как хорошо могло выйти! Опять удача мимо прошла!

Осьма скорчил рожу и подмигнул Алексею, тот понимающе покивал.

— Вот я и думаю: — продолжал Анисим — может быть, мне волхва удачу привадить поможет? Нет, вы не подумайте, я язычеством не опоганился — посты блюду, к исповеди и причастию хожу, на церковь жертвую, но… не помогает же! Ну, схожу разочек к волхве… отмолю грех потом — не смертный же!

— Не смертный, — подтвердил Осьма — но проистекает от смертного, от греха уныния. Семь грехов потому смертными и называются, что от них иные грехи проистекают.

— И чего ж делать? — тоскливо вопросил Анисим, все так же не поднимая глаз.

— Сходи к волхве! — уверенно ответил Алексей, одновременно отмахиваясь от открывшего, было, рот Осьмы. — Мне Настена тоже не взялась помочь, не насмехалась, правда, но не взялась Саввушку лечить. Я к Нинее и пошел. Пути господни неисповедимы, кто знает, может быть Господь испытывает тебя: готов ли ты рискнуть спасением души, ради благополучия ближних? Ты же не о себе печешься — о семье, о дочках?

— Конечно! — Анисим поднял, наконец, глаза и благодарно посмотрел на Алексея. — И покаяться же потом можно!

— А цена? — возмутился Осьма. — Ты хоть представляешь себе, ЧТО волхва от тебя в уплату потребует?

— Я не нищий! Серебришко водится!

— Да не о серебре я! — Осьма возмущенно хлопнул себя по бедрам. — На кой ей твое серебро? Вон, с Лехи она вообще ничего не взяла, только велела отроков со тщанием обучать, так в Воинской школе и ее отроки учатся…

— Ну, отслужу, как-нибудь. — С непоколебимой уверенностью в благополучном исходе ответил Анисим. — Удача-то уже при мне будет, выкручусь.

Осьма, пользуясь тем, что Анисим на него не смотрит, покрутил пальцем у виска и развел в стороны руки, как бы говоря: «Я сделал все, что мог». Алексей проигнорировал пантомиму купца и ободряюще кивнул бывшему десятнику.

— Вот и правильно. Я думаю, что плата с тебя будет такая же — отроков учить. Но не для себя, не только тех, кого в свой будущий десяток выбрать захочешь, а всех. И обмануть волхву не получится — сразу же заметит, что ты одних учишь тщательнее, чем других. Понял меня?

— Ну, конечно! И греха в том никакого не будет — христианское же воинство обучать станем!

Осьма вдруг остервенело зачесался и завил:

— Все, Леха, не могу больше, на себе рубахи досушим, поехали!

— Да не ползает по тебе никто, это ветерком волосья шевелит, зарос ты шерстю, как собака…

— Все равно! Поехали, а то один уеду!

— Ладно… собираемся.

Немного не доехав до Нинеиной веси, всадники приостановились.

— Ну, не передумали к волхве ехать? — спросил спутников Осьма. — Тогда разъезжаемся. Я быстренько, по краешку и в крепость…

— Да что ты, как тать в ночи: «быстренько, по краешку»? — Алексей насмешливо глянул на купца. — Не съест тебя там никто!

— И хорошо, что не съест, я невкусный, но зря глаза мозолить тоже не хочу… Ну, я поехал.

Алексей и Анисим проводили купца глазами, Анисим прокашлялся и спросил:

— Слушай, а чего это ты меня все перебивал? Осьма только что-то интересное говорить начнет и прервется, вроде оговорился… я только его спросить хочу, а тут ты влезаешь. Ты что, приставлен к нему, чтобы лишнего не сболтнул?