Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона - Даниэль Дефо (1720,1724)

Эта музыка ни в коей степени не была приятна – она подчас была настолько нестерпимой, что не давала нам спать. Частенько часовые приглашали всех бодрствующих выйти наружу и поглядеть, что происходит, а однажды в ветреную бурную ночь, сменившую дождливый день, вызвали всех. Тогда к лагерю сбежалось такое количество этих чертовых созданий, что часовые решили, будто они собираются напасть на нас. Звери не подходили к той стороне, где был огонь, однако мы, хоть и считали себя в безопасности, все же взялись за оружие. Светила почти полная луна, но небо было усеяно летучими облаками, и ужас ночи довершала какая-то странная буря. Оглянувшись, я увидел внутри наших укреплений метавшегося зверя, который, кроме задних лап, был уже внутри. Он, как оказалось, сделал прыжок и перелетел через изгородь, но напоролся на крайний кол, который был выше остальных. Всей своей тяжестью зверь повис на шесте – острие кола вошло ему в заднюю лапу с внутренней стороны. Так он и висел, ревя и грызя дерево от ярости. Я выхватил копье у стоявшего рядом негра, подбежал к зверю и, нанеся три-четыре удара, прикончил его – я не хотел стрелять, так как задумал дать залп по остальным хищникам, которые, я видел, толпились снаружи, точно стадо буйволов, которых гонят на ярмарку. Я позвал наших, и без долгих размышлений мы дали по животным общий залп, причем большинство мушкетов было заряжено двумя-тремя жеребейками или пулями сразу. Среди зверей произошла ужасная суматоха, и они бросились врассыпную. Лишь некоторые отходили важно и торжественно, вероятно, меньше напуганные шумом и огнем. Мы разглядели нескольких, валявшихся, очевидно, в предсмертных корчах на земле, но не посмели выйти наружу, чтобы посмотреть на них.

Хотя хищники и бежали, мы всю ночь слышали ужасающий рев – это, должно быть, кричали раненые. Лишь только рассвело, мы вышли поглядеть на следы ночного побоища. Зрелище было странное. Насмерть убиты были три тигра и два волка, не считая того хищника, которого я убил в изгороди и который оказался чем-то средним между тигром и леопардом. Кроме того, в живых остался старый лев, у которого были перебиты передние лапы, – он не мог убраться прочь, всю ночь бился и был едва жив. Мы решили, что спать нам мешал громким ревом именно он. Наш лекарь взглянул на льва и улыбнулся.

– Будь я уверен, – сказал он, – что этот лев окажется так же милостив ко мне, как один из предков его величества к римскому рабу Андроклу[53], то непременно вложил бы в лубки обе его лапы и вылечил бы его.

Историю Андрокла я не слыхал, и он тут же подробно пересказал ее. Мы же указали лекарю, что единственный способ узнать, как поступит лев, – это вылечить его и положиться на его благородство. Но лекарь в подобное поведение не верил и, чтобы избавить льва от мук, выстрелил ему в голову. С той поры мы иногда называли нашего лекаря цареубийцей.

Негры нашли на некотором расстоянии от лагеря еще не менее пяти умерших от ран хищников, среди которых оказался один волк, один пятнистый молодой леопард, а еще там были звери, о которых мы даже не знали, как они называются.

Хищники еще не раз сходились к нам, хотя подобные массовые встречи возле нас больше не повторялись. Все это имело дурное следствие: хищники отогнали от лагеря оленей и других животных, общества которых мы желали значительно больше и которые были нам необходимы для существования. Как бы то ни было, негры каждый день ходили на охоту, и не бывало дня, чтобы они чего-нибудь не принесли. Вдобавок мы обнаружили в этих краях множество дикой птицы, какая водится и в Англии: уток, чирков, свищей и гусей, а также много другой, никогда прежде нами не виданной. Эту дичь мы частенько били. В реке мы ловили рыбу, так что в пропитании себя не стесняли. Если мы в чем и нуждались, так это в соли. Ее у нас оставалось немного, и мы расходовали ее бережно. Наши негры соль в рот не брали и очень неохотно ели все, что было приправлено ею.