Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли (2015)

Из лепета полицейского на немецком я уловила только «баронесса». Пытаясь сделать вид, что путешествую вместе с ними, я поймала взгляд девушки и улыбнулась ей, когда полицейский с очередным своим danke отдал паспорт ее матери и повернулся ко мне. Но это не сработало. Со мной он был весьма строг и корректен, а голова его снова дернулась в сторону войск за окном. Мой протянутый паспорт он проигнорировал, и я поблагодарила Господа, что теперь у меня нормальные документы. Письмо судьи Крейга этот тип точно забраковал бы. Полицейский начал задавать мне вопросы по-немецки. Я, разумеется, ни слова не поняла. Лишь повторяла по-английски:

– Я еду в Страсбург на Пасху.

Но он меня не слушал, а затем отмахнулся от моего паспорта.

– Он хочет знать, куда вы направляетесь, – сказала баронесса на английском.

– Я же сказала ему – в Страсбург на Пасху.

Последовал еще вопрос.

– Откуда вы? – перевела для меня попутчица.

– Из Парижа, – сказала я.

Это, похоже, ему не понравилось.

– Вы там и родились? – уточнила женщина.

– О господи, конечно нет, я родилась и выросла в Америке, – ответила я и снова попыталась всучить полицейскому свой паспорт.

Наконец он все-таки взял его, пролистал, поднес к глазам фотографию, потом опять посмотрел на меня.

– Американка, – повторила я.

– Скажите ему, из какого вы города, – подсказала мне баронесса.

– Из Чикаго, – ответила я.

Снова последовал поток немецких слов от полицейского. Но тут я все-таки услышала знакомое слово: «Милуоки». А затем еще… или мне показалось? «Шлитц Бир».

– Он говорит… – начала было женщина.

– Все хорошо, я понимаю.

Я показала на полицейского и спросила:

– Милуоки? – Потом показала на себя: – Это рядом с Чикаго, моим домом.

Я специально произнесла это по слогам, медленно и громко.

– Он не понимает по-английски, – остановила меня баронесса. – И не важно, будете ли вы визжать на своем языке или растягивать слова.

Визжать? Несколько грубовато. Но баронесса уже продолжала, и в скором времени я узнала, что брат этого парня действительно живет в Милуоки и работает на пивоварне у Шлитца. Полицейский в конце концов отдал мне мой паспорт и ушел. Поезд тронулся, а отряд военных остался на месте.

Прошло минут пятнадцать, прежде чем я поблагодарила баронессу.

– Вначале он подумал, что вы англичанка. А сейчас быть англичанином в Германии плохо, – пояснила она.

– Вот оно что, – кивнула я. – Но вы говорите по-английски очень хорошо.

– У меня была английская гувернантка. Очень властная женщина, любила командовать. Что типично для этой страны. Знаете, это ведь англичане толкают Россию воевать с нами, – добавила она.

– Вот оно что, – повторила я. Похоже, это был самый безопасный вариант ответа.

– И это очень разочаровывает, – продолжала она. – Было бы естественно, чтобы англичане были нашими союзниками, ведь мы – две саксонские нации, но они считают, что им уготовано править миром, вот и подталкивают Россию. Конечно, французы с перепугу видят боша у себя под каждой кроватью, но если они и вправду смогут рассчитывать на британскую армию, кто знает, что могут сделать эти идиоты!

Девушка что-то сказала своей матери.

– Она хочет спросить, какая она, Америка, – перевела баронесса.

– Ну, у нас полицейские не ходят по поездам, не проверяют документы и не запугивают людей до смерти – это я вам могу сказать с уверенностью.

Тем не менее, если бы этот полицейский работал вместе со своим братом у Шлитца, он, вероятно, был бы очень хорошим парнем. Баронесса сказала, что Страсбург мне понравится и что я должна обязательно попробовать одно местное блюдо под названием Flammekueche, а еще sauerkraut и вино Gerwürztraminer[136]. Сложные слова она записала для меня на бумаге.

– За это вам особое спасибо, – сказала я и слегка поклонилась, протискиваясь мимо нее при выходе из купе вагона.