Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли (2015)

Мы ожидали приезда Майрона Херрика, который должен был появиться в полдень. Это американский посол во Франции. Сам он родом из Огайо, политик-республиканец, но при этом друг Джона Куинна, который согласился забрать часть книг и рукописей в американское посольство на сохранение. Когда он наконец приехал, было уже почти три часа.

– Тяжелый день, – вздохнул он. – Я раньше никогда здесь не был.

Он обвел взглядом полупустые полки.

– Тихое местечко.

– Оно принадлежит нам уже более трехсот лет, – объяснил отец Кевин. – Оно пережило много войн и оккупаций.

– Но боюсь, что не такую войну, – заметил Херрик. – Я стоял перед зданием посольства, когда аэроплан сбросил бомбу, упавшую всего в нескольких футах от меня. Аэропланы – это что-то новенькое. И еще германская артиллерия. У них есть гаубица, минометный снаряд, которой может пробить бетон. В войсках ее уже прозвали «Большой Бертой». Эта пушка может поразить цель на расстоянии восьми миль. Она уже разрушила бельгийские крепости. И, боюсь, движется в нашем направлении.

– Пушка, которая бьет на восемь миль? Ужас! – воскликнула я.

– Думаете, это плохо? – фыркнул Херрик. – Крупп разрабатывает пушку, которая может стрелять на восемьдесят миль. Таковы современные приемы ведения войны. Можете себе вообразить, что снаряд, способный пробить бетон, сделает с человеческим телом. Французское правительство считает, что немцы могут быть здесь уже к концу недели. Пуанкаре перевозит всю администрацию в Бордо.

– Так они бросают нас? Это ужасно, – сказала я.

Херрик пожал плечами.

– Я пообещал им, что повешу американский флаг на Лувре и Нотр-Даме, а также возьму под защиту Соединенных Штатов все музеи, – заявил он.

– Мы очень благодарны вам, господин посол, что вы согласились взять и вот это, – сказал отец Кевин. – Они бесценны.

– Вот и Джон Куинн тоже так считает.

Херрик указал на ящики.

– Но я не могу взять их все или гарантировать их сохранность, – продолжил он. – Я надеюсь, что немцы уважают наш нейтралитет, однако я только что получил ноту от министра иностранных дел Германии, где он выражает протест против того, что мы лечим раненых французских солдат в американском госпитале в Нёйи.

– Но помощь больным, безусловно, не является военным действием, – возразил отец Кевин.

– Немцы настаивают на этом, потому что французское правительство предоставило нам здание в качестве корпуса нашего госпиталя, а значит, мы сотрудничаем с их врагом. Сотрудничаем! Но мы там даже еще не открылись, доктор Грос только готовит это место. Он уже так давно живет здесь, что знает большинство американцев в Париже. Многие из них сейчас убирают новый корпус госпиталя, готовятся.

Он бросил взгляд на меня.

– Вы ведь тоже американка, верно?

– Да, – ответила я.

– Но не похоже, что мы с вами встречались. Вы не посещали официальные мероприятия в нашем посольстве? – поинтересовался он.

Я покачала головой. Я всегда немного боялась, что случайно встречу там кого-нибудь из Чикаго. Было бы ужасно, если бы кто-нибудь там вдруг воскликнул: «Нора Келли? Так вы же умерли!» Правда, сейчас, когда весь мир разваливался на части, моя смерть, конечно, уже не казалась чем-то важным.

– Я из Чикаго, – сказала я.

Имя свое я произнесла невнятно, зато потом громко добавила фамилию – Келли.

– Демократка, полагаю, – кивнул он. – Впрочем, сейчас по этому принципу уже никто никого не делит. Нам нужны работники. Поезжайте в Нёйи. Найдете там миссис Вандербильт, которая отвечает за уборку и подготовку этого места, и представитесь. Все, чего там не хватает, она купит.

Мы с Питером и отцом Кевином перетащили ящики к машине Херрика.

– Спасибо вам, – сказал отец Кевин, а потом мы все посмотрели вслед отъезжающему автомобилю.

– А как насчет вот этого? – Я указала на большой манускрипт, который продолжал лежать на столе.