Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли (2015)

Перед магазином на Вандомской площади в глаза мне бросилась одна фигура – думаю, сам Маршалл Филд хотел бы себе такую. В витрине, переполненной разными товарами, женский манекен, одетый в юбку из золотой парчи и пурпурную бархатную тунику, стоял в окружении других таких же манекенов, выряженных фаворитками султана, призванными развлекать его величество. На нескольких мужских манекенах были длинные мундиры с богатой вышивкой, а в тюрбане одного из них красовалось павлинье перо.

Я вошла внутрь.

– Вот это да! – восторженно произнесла я при виде женщины-служащей, которая подошла ко мне.

Она слегка поморщилась, но скрыла это за механической улыбкой и сказала с английским акцентом:

– Вы, полагаю, американка.

– Да, – подтвердила я. – И очень рада, что вы говорите по-английски.

Мне не хотелось бы упражняться в своих шарадах еще и с ней.

– Очень впечатляющая витрина, – заметила я.

– Это сцена из знаменитого приема мистера Пуаре в восточном стиле под названием «Тысяча и две арабские ночи», который состоялся этим летом, – пояснила она.

– А, понимаю, – кивнула я. – В дополнение к «Тысяче и одной ночи».

Она тоже кивнула и, подведя меня к большой фотографии, указала на нее.

– Здесь сам месье в костюме калифа, – сказала она. – А это лорд Актон. Из него получился очень хороший восточный владыка, вы не находите?

Выглядел он нелепо, но я об этом промолчала.

– Я приехала в Париж, – начала я, – с мужем, который занимается зерном.

Она снова кивнула.

Должна сказать, здесь не было никаких вешалок и стоек, как на цокольном этаже универмага Филда. Нужно было просто сесть, а модели проходили перед тобой парадом. Все женщины были очень красивые. Интересно, сколько им за это платят? Не думаю, что много.

Я сообщила мисс «Правь, Британия, морями», что хотела бы сделать для себя несколько пометок. Я вынула свой блокнот. Боже. Она просто-таки пялилась на меня. Как же мне рисовать в таких условиях? Первый наряд – узкая длинная юбка с перехватом ниже колен из красного атласа и жакет, инкрустированный блестящими камешками.

– Боже, они что, настоящие? – спросила я у нее.

– Это полудрагоценные камни, – ответила она.

– Сколько стоит? – поинтересовалась я.

– Пятьсот франков, – сказала она.

– Сто долларов!

Я еле сдержалась, чтобы не перейти на визг. Столько же стоит «Форд Модель Т».

Она проследила за тем, как я записала у себя в блокноте – $100.

– Может быть, вы хотели бы сделать эскиз этого платья?

Что?

– Ну… да, хотела бы, – ответила я.

– Только у вас, похоже, не слишком острый карандаш, – продолжала она.

Я непонимающе взглянула на свой карандаш.

– С ним все в порядке, – медленно протянула я.

– За небольшую плату я могла бы вам его подточить, – предложила она.

– Вот как, – отозвалась я.

– Десять франков.

– Что? – На этот раз мой голос все-таки сорвался на визг.

– И я позволю вам сделать эскизы пяти платьев.

– Но…

– Хорошо. Десяти платьев. И помните, что модели будут стоять неподвижно.

– А они тоже… будут рассчитывать на вознаграждение? – полюбопытствовала я.

– Конечно, – последовал ответ.

Еще один большевик? Что мне делать?

– Ладно, мисс Ленин.

При этих словах она застыла на месте.

– Думаю, мы можем заключить сделку.

– Меня зовут мисс Джонс, мисс Смит, и мы с вами больше никогда не увидимся.

Я подумала, что будет нелегко объяснить мадам Симон, как мадемуазель Джонс раскусила меня и потребовала взятку. Мне оставалось лишь сделать наброски, а потом отсчитать десять франков. Женщина тут же все поняла.

– C’est la vie[51], – просто сказала она.