Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли (2015)

Я скучала по Розе и Мейм Маккейб, скучала по своей семье, особенно по Майку и Эду. Хотя радовалась, что нахожусь вдали от обличительного перста Генриетты, указывающего на мои промахи и недостатки. И все же теперь, когда я снимала квартиру и завела счет в банке, мой отрыв от дома представлялся перманентным. Я не просто приехала сюда по работе и временно жила в гостинице. У меня было свое жилье. Абсолютное начало.

Но каждый раз, проходя мимо церкви, я испытывала странное чувство. Видимо, это было чувство вины. А в Париже, куда ни глянь, обязательно увидишь церковный шпиль или даже парочку. В моем районе, ле Марэ, рядом с синагогами тесно соседствовали христианские церкви: Святого Павла, Святого Антония, Нотр-Дам-де-Блан-Манто – церковь Богоматери Белого Облачения, названная в честь монахинь, чей монастырь здесь располагался когда-то. А еще Святого Мартина и Святого Николая, также прежде бывшие частью аббатств, и потом Сен-Дени-дю-Сен-Сакрамент – церковь Святого Дионисия и Святого Причастия, – названная так, чтобы можно было как-то отличать ее от других парижских церквей Святого Дионисия. Всех этих святых я знала всю жизнь. И они с укором смотрели на меня.

Стоило мне увидеть готический фасад, пройти мимо массивной резной деревянной двери или услышать церковные колокола, как болезненное раскаяние ловило меня в свои сети. Я вела себя дурно, и для этого не было других определений. Напропалую занималась прелюбодеянием, одновременно строя из себя добродетельную даму и каждое воскресенье отправляясь на причастие. Лицемерка. «Веди себя правильно, Нони», – таковы были предсмертные слова мамы. А я этого не делала. И даже Париж не мог исцелить меня от угрызений совести и раскаяния. Ну ладно. В церкви я ходить не буду. Буду держаться Жанны д’Арк. Она поймет.

Глава 6

Весна, 1912

Было приятно наблюдать, как бригады работников высаживают цветы в Тюильри, как распускают свои листья каштаны. В первую зиму я не часто ужинала в «Л’Импассе». Аккуратно обращалась с деньгами. Но церкви и святых по-прежнему избегала. Здорово, что каждая вторая улица или бульвар здесь носили имя какого-нибудь очередного святого. Правда, теперь я была довольно занята.

Вернулись американские клиентки мадам Симон, весной Париж буквально притягивал их. За мои услуги они платили пять франков, из которых я получала четыре. Однако частенько они добавляли к этому щедрые чаевые, обычно в долларах, и мой банк обменивал их для меня. Я покупала на улице блинчики crepes и питалась в «Л’Импассе». Было совсем несложно показывать дамам Париж, который они хотели увидеть: Лувр, площадь Согласия, Триумфальную арку и, разумеется, Эйфелеву башню. Именно об этих местах их будут расспрашивать дома.

Потом был чай в отеле «Ритц» или бокал шампанского в ресторане «Фуке» – все это включал тур.

Кроме того, я продолжала копировать для мадам ее «вдохновения». Но впервые сидя в задних рядах на показе мод Чарльза Уорта, я нервничала. Вскоре заметила людей, которые открыто делали наброски вечерних платьев. Это были представители прессы. И я тоже достала свой блокнот.

– «Ле Чикаго Трибьюн», – заявила я привратнику, стоявшему у меня за спиной.

Никто не обратил на меня внимания. Еще двенадцать франков в банк.

Тем майским утром я была счастлива. О возвращении домой даже не думалось. Чикаго казался очень и очень далеким.

В студию приехала добропорядочная домохозяйка со Среднего Запада, Корнелия Уилсон из Саут-Бенда, штат Индиана. Она была в полном восторге от себя и своей новой шляпки, купленной за углом, на улице Камбон, у женщины по имени Габриэль Шанель.

Мадам Симон лишь усмехнулась.

На шляпке не было цветов и фруктов, обычно украшающих головные уборы фешенебельных парижских дам, но мне нравились ее лаконичная форма и единственное белое перо.