Плач - Кристофер Джон Сэнсом (2014)

Я постучал в дверь дома, у которого над крыльцом, как объяснил Коулсвин, была выгравирована голова грифона[34]. Хозяин открыл мне дверь сам.

– У нас сейчас нет слуг, – извинился он. – Моя жена будет сегодня стряпать. У нас прекрасный каплун.

– Звучит замечательно, – сказал я, скрывая свое удивление, что человек его положения не держит слуг.

Филип провел меня в уютную гостиную. На изысканных золотых и серебряных тарелках в буфете играло вечернее солнце. Привлекательная женщина немного за тридцать сидела там с двумя детьми, мальчиком и девочкой лет пяти и семи, уча их буквам. У нее был утомленный вид.

– Моя жена Этельреда, – сказал Коулсвин. – Мои дети: Сэмюэл и Лора.

Его супруга встала и сделала книксен, а маленький мальчик поклонился. Девочка повернулась к матери и серьезно сказала:

– Я предпочитаю имя Богобоязненная, мама.

Ее мать бросила на меня беспокойный взгляд и сказала ребенку:

– Мы хотим, чтобы ты пользовалась теперь своим вторым именем, как мы тебе сказали. А теперь оба идите спать. Адель ждет. – Она хлопнула в ладоши, после чего дети подошли к отцу, который наклонился, чтобы поцеловать их на ночь, и послушно удалились.

– Моя сестра приехала из Хартфордшира помочь с детьми, – объяснил Коулсвин.

– Я должна проследить за едой. – Этельреда встала, а Филип налил мне вина, и мы сели за стол.

– Ну и сцена была сегодня утром в доме миссис Коттерстоук! – сказал он.

– Поведение моей клиентки по отношению к вам было невыносимо. Прошу прощения за нее.

– Вы не отвечаете за ее манеры, брат Шардлейк, – ответил хозяин дома и, поколебавшись, добавил: – Вы с ней еще раз виделись сегодня?

– Нет, я так и не вернулся в контору. Если она заходила во второй половине дня, то ей не повезло. Несомненно, завтра от нее будут известия.

Коулсвин криво усмехнулся:

– Я все думаю о тех двух жуках, которые бодались во дворе у конюшни. Зачем Эдварду и Изабель их панцири и что у них под панцирем?

– Одному Богу известно.

Филип коснулся пальцем ножки своего бокала.

– Недавно я встретил одного старого члена гильдии свечников, мастера Холтби. Он уже отошел от дел, ему за семьдесят. Он помнит отца Эдварда и Изабель, Майкла Джонсона.

Я улыбнулся:

– Встретились случайно или преднамеренно?

– Не совсем случайно, – смущенно улыбнулся мой собеседник. – Как бы то ни было, он сказал, что Майкл Джонсон был в свое время многообещающей личностью. Смекалистый, процветающий, жесткий в делах, но слишком приверженный семье.

– Это видно на картине.

– Да, действительно. Он унаследовал дело от своего отца и развил его. Но умер в пятьсот седьмом году – это был один из тех годов, когда город поразила лондонская потница.

Я помнил лондонскую потницу. Более заразная и смертоносная, чем даже чума, она могла убить свою жертву за один день. Слава богу, ее вспышек не было уже несколько лет.

А Коулсвин продолжал:

– По словам мастера Холтби, семья разорилась. Но через год миссис Джонсон снова вышла замуж, опять за свечника – молодого человека по имени Питер Коттерстоук.

– Довольно обычно для оставшейся в одиночестве вдовы снова выйти замуж за человека, занимающегося тем же ремеслом. Это разумно.

– Детям, я полагаю, было около двенадцати. Мастер Холтби не помнит никаких их ссор с отчимом. Они взяли его фамилию и с тех пор носили ее. Как бы то ни было, бедняга Коттерстоук тоже умер через год.

– Отчего?

– Утонул. Он был в порту по каким-то делам с грузом, упал в воду, и Бог принял его душу. Но тут, к всеобщему удивлению, миссис Коттерстоук сразу же продала его дело и на вырученную сумму прожила остаток жизни. По сути, она лишила своего сына Эдварда наследства. Через год или около того он начал свою карьеру подмастерьем. Мастер Холтби сказал мне, что между матерью и обоими детьми не осталось и следа любви.

– Но почему?