Плач - Кристофер Джон Сэнсом (2014)

Я видывал ужины и получше. Каплун был немного пережарен, а овощи оказались мягкими, но я, конечно, хвалил искусство миссис Коулсвин. Мы с Филипом пытались говорить непринужденно, но его жена была озабочена: она старалась улыбаться нашим шуткам о жизни в иннах и лишь едва притронулась к еде.

– Вы уже довольно давно сержант юстиции, – заметил мой коллега. – Возможно, скоро станете судьей. Это следующая ступень.

– Думаю, для этого я завел слишком много врагов. И мне всегда не хватало приспособленчества – ни в религии, ни в чем бы то ни было, – возразил я.

– А вы бы хотели стать судьей? По-моему, вы судили бы справедливо.

– Нет. Я бы либо отпускал людей без наказания, либо наказывал бы слишком сурово. А если серьезно, то я не хотел бы тратить время на все эти церемонии и прочий вздор.

– Некоторые отдали бы правую руку, чтобы стать судьей.

Я улыбнулся:

– Что говорится в притчах? «Суета, суета, – говорит Екклезиаст. – Все суета».

– Да, так оно и есть, – тихо проговорила Этельреда.

Начинало смеркаться. Уличный шум стих с приближением вечернего звона, и через открытые ставни я слышал, как скулит потерявшаяся собачонка, бродя туда-сюда по улице.

– Это лучшее лето за несколько лет, – заметил я. – Теплое, но не слишком жаркое.

– И дождя как раз в меру, чтобы не засох урожай, – согласился Коулсвин. – Помните град прошлым летом? И как всех оторвали от работы в поле, когда подумали, что вот-вот вторгнутся французы?

– Еще бы!

– Думаете, этот мир надолго?

– К этому прилагают усилия.

– Мир… – проговорила Этельреда с унылой безнадежностью. – Мир с французами – пожалуй. Но как быть с миром у себя дома? – Она потерла рукой лоб. – Филип говорит, что вам можно доверять, сержант Шардлейк. Посмотрите на наше королевство. В прошлое Рождество король говорил в парламенте о том, что люди называют друг друга папистами и изменщиками, что слово Божье всуе поминается в пивных. Но из-за него самого в последние двенадцать лет в религии нет постоянства. Как бы ни изменялось мнение короля, нам приходится следовать за ним. В один год лорд Кромвель проводил настоящие реформы – на следующий его казнили. В один месяц король отменяет пожертвования монастырям за пустые папистские церемонии – на следующий епископ Гардинер постановляет хватать сакраментариев на каждом углу, включая, как говорят, и окружение королевы. В наши дни небезопасно иметь любые твердые убеждения. Нельзя доверять ни соседям, ни слугам… – Она осеклась. – Простите, вы наш гость…

Ее муж положил ладонь ей на руку.

– Ничего, мадам, – сказал я. – Вы говорите правду.

Хозяйка дома оживилась:

– Я приготовила землянику со сладкими сливками. Давайте я принесу. Женщина должна работать, а не рассуждать.

Когда она вышла, Филип с виноватым видом посмотрел на меня.

– Извините. Когда опасно говорить о некоторых вещах в общей компании и находишь кого-то, кому можно доверять, люди только о них и говорят. Наверное, это снимает напряжение. Но мы не должны переносить его на вас.

– Ничего, всё в порядке. Я не люблю такие ужины, где все боятся говорить что-либо, кроме банальностей, – заверил я его и, помолчав в нерешительности, спросил: – Кстати, как вы думаете, есть сейчас в Лондоне анабаптисты?

– Почему вы спрашиваете? – нахмурился мой собеседник.

– Такой вопрос возник у меня в связи с одним делом, которое я веду. Их вера очень странная – что только крещение во взрослом возрасте имеет смысл, что Христос не имел человеческой плоти и, конечно, что власть земная должна быть свергнута и все люди должны быть равны и жить сообща.

Коулсвин в отвращении скривил губы:

– Это буйные сумасшедшие. Они принесли в Германию кровь и разрушение.