Плач - Кристофер Джон Сэнсом (2014)

– А что нынче не измена? – сказал Оукден с внезапной злобой. – Нет, моей семье лучше уехать в деревню. Доход от зерна, может быть, невелик, с этим обесцениванием денег каждый месяц, но себя мы, по крайней мере, прокормим.

– Мне очень жаль, что мое расследование принесло вам такую беду, – тихо сказал я.

Джеффри покачал головой:

– Нет, тут виноваты те, кто убил моего бедного друга. – Он встал и поклонился. – Спасибо, сэр, и прощайте. – Он пошел к двери, но, не дойдя, вдруг обернулся и произнес: – Я думал, что, может быть, услышу какие-то слова, возможно, благодарность от лорда Парра за то, что пришел к нему тайно сообщить, что случилось той ночью…

– Он больше известен не своей благодарностью, – грустно ответил я.

* * *

Позже в то же утро меня опять неожиданно отвлекли от работы. Из-за двери я услышал голос Николаса:

– Нет! – и какое-то звяканье.

Я поспешил выйти из кабинета и увидел, как Барак и Скелли уставились на Овертона, а тот стоит с красным лицом и дрожит всем своим длинным телом, глядя на письмо у себя в руке. На полу у своих ног я увидел золотую монету в полсоверена – остальные деньги раскатились по комнате.

– Что случилось? – спросил я.

– Он просто получил письмо, – ответил Джон.

Николас посмотрел на меня, а потом судорожно глотнул и смял в руке письмо. Скелли вышел из-за своего стола и стал ходить по комнате, подбирая разбросанные монеты.

Овертон холодно проговорил:

– Пожалуйста, Джон, оставьте их. Или положите в ящик для пожертвований в церкви. Я их не возьму.

– Николас, – сказал я, – зайди ко мне в кабинет.

Мой ученик немного постоял в нерешительности, но потом медленно пошел за мной странной одеревеневшей походкой. Я указал ему на стул, и он сел. Я занял свое место по другую сторону стола, и юноша посмотрел на меня невидящими глазами. Его лицо, раньше красное, медленно побелело. Он явно пережил потрясение.

– Что случилось? – спросил я его.

Овертон наконец увидел меня и сказал:

– Все кончено. Меня лишили наследства.

Он посмотрел на письмо, которое все еще держал в руке. Его лицо подергивалось, и я подумал, что парень может не совладать с собой, но он сделал глубокий вдох, и его лицо окаменело. Я попытался протянуть руку к письму, но Ник схватил его еще крепче.

– Что случилось? – снова спросил я. – Зачем ты выбросил те монеты?

Мой ученик холодно проговорил:

– Прошу прощения за ту вспышку. Это больше не повторится.

– Николас, – сказал я, – не говори со мной таким тоном. Ты знаешь: я помогу, если смогу.

Лицо юноши опять задергалось.

– Да. Извините. – Он замолчал, глядя в окно на квадрат площади, а потом проговорил, по-прежнему глядя туда: – Я говорил вам, что мои родители угрожали лишить меня наследства в пользу моего кузена, потому что я отказался жениться на женщине, которую не люблю.

– Это трудно сделать.

– Мои отец и мать – упорные люди. Они… они не смогли подчинить меня своей воле и поэтому сделали то, что могут. – На его лице появилась печальная полуулыбка. – Последней соломинкой был поединок. Я вам про это не говорил. – Он повернулся и посмотрел мне в глаза; на его лице смешались свирепость и отчаяние.

– Какой поединок? – удивился я.

Парень издал хриплый смешок:

– Когда мой отец пытался женить меня на этой бедной девушке, хотя ни она, ни я этого не хотели, я совершил ошибку, доверившись жившему рядом другу. Или я думал, что он друг и определенно джентльмен, – Овертон произнес это слово, столь много значившее для него, с неожиданной горечью, – но он был транжирой, и его родители посадили его на скудный паек. И он сказал, что если я не дам ему два соверена, он расскажет моему отцу правду.

– И что ты сделал?

Николас ответил с какой-то унылой гордостью: