Дочь Сталина - Розмари Салливан (2015)

Большую часть этого лета Луиса Фишера не было в Принстоне. Он часто ездил в Нью-Йорк, а в середине августа улетел в Париж, чтобы работать над рукописью своей новой книги «Дорога России от мира к войне: советские международные отношения 1917–1941» (1969). Ночью двадцатого августа советские танки вошли в Чехословакию. Все были в шоке от ужасной новости, хотя Светлана настаивала, что этот шаг был очень логичным для брежневского режима. Она говорила Джорджу Кеннану, что это вторжение указывало на смятение и противоречия в верхушке Политбюро, что может привести и к другим неожиданным событиям.

Вскоре Светлана узнала об арестах в Москве. Она писала Фишеру:

Ты знаешь, что Павел Литвинов арестован? И Лариса Даниэльс, и многие другие? Аркадий сказал, что хорошо знает их всех и что недавно получил письмо из Москвы, что их недавно начали давить и хватать, но теперь события в Чехословакии отвлекли внимание общественности от такой «мелочи» как какие-то поэты и ученые – ужасно. Нужно следить за новостями каждую минуту.

Репрессии продолжались, Светлана волновалась за друзей, власти арестовали очень многих, и жаждала узнать хоть какие-то новости о детях. Она знала, что комсомол и коммунистическая партия будут особенно жестко давить на молодежь – даже самое слабое противодействие может привести к исключению из университета. «Все это серьезно осложняет мои контакты с детьми, – писала она Фишеру. – Это неизбежно. Я стараюсь избегать опасностей. Я только пытаюсь узнать, подавала ли Катя документы и поступила ли в МГУ».

На расстоянии отношения с Фишером складывались легче. Она посылала ему длинные письма, пыталась ответить на его вопросы о членах Политбюро, например, о Жукове или Микояне, и заверяла его: «Не беспокойся, мой дорогой Луис! Я нежно обнимаю тебя, как и всегда. Целую твои дорогие глаза, руки, лицо». В конце августа Луис был на пляже в Тунисе, редактируя рукопись своей книги, и посылал Светлане короткие записки с почтового отделения в отеле. Она отвечала ему длинными письмами, полными любви.

Одним из приятных событий этого лета было то, что Светлана нашла подходящий дом на Уилсон Роад, который решила купить. Кеннаны заметили объявление о продаже и поспешили к ней, чтобы Светлана не упустила такой шанс. Она решила посмотреть дом, потому что он был недалеко от Байард Лейн, где жил Фишер, а когда увидела, то немедленно решила, что должна здесь жить. Она была несколько напугана ценой дома – шестьдесят тысяч долларов, но для Принстона это было нормально. У Светланы было пятьдесят тысяч долларов, полученных авансом за ее новую книгу, но ей пришлось просить еще десять тысяч у своих нью-йоркских адвокатов. Ее начинало раздражать, что приходится просить, чтобы получить свои собственные деньги.

Дом номер пятьдесят на Уилсон-роад был типичным новоанглийским каркасным домом, небольшим и удобным, с большим рабочим кабинетом, закрытым крыльцом и симпатичной терраской, выходившей на маленький задний двор, засаженный кизилом, форзицией, дикими яблонями и кустами сирени. Дом напомнил Светлане о даче в Жуковке, где она все лето жила с детьми. Даже комнаты наверху были расположены так же, как комнаты Кати и Иосифа. «У меня странное предчувствие по поводу этого дома, – говорила она Фишеру. – Странные аналогии: он милый и грустный. Этот дом словно зовет меня, словно хочет стать моим. Эти комнаты наверху как будто ждут моих детей. Я не могу описать, на что похоже это чувство». Светлана устала жить в чужих домах, и Фишер, наконец, узнает, как выглядит ее собственный стиль. Она должна была переехать в новый дом двадцатого декабря.