Дочь Сталина - Розмари Салливан (2015)

Без Ольги, вокруг которой крутились ее дни в Америке, Светлана попыталась организовать свою писательскую жизнь. После того, как она долго ничего не писала, на холодном чердаке, пронизываемая проклятым английским ветром до костей, она пережила очень болезненную осень сомнений в себе. Она читала «Память, говори!» Владимира Набокова. Он писал великолепно. Почему она решила, что может писать по-английски? Да она просто выставит себя на смех! Но выяснилось, что писать по-русски она тоже не может.

Вскоре после своего приезда в Англию Светлана писала Берлину: «Хьюго Бруннер хочет, чтобы я писала на своем родном языке… Конечно, поскольку я выросла на русской литературе и поэзии, для меня естественно писать по-русски». Но, как она сказала Берлину, когда она пишет по-русски, то «испытывает боль, так как этот язык связан с чувством вины». Он воскрешал прошлое: отца, самоубийство матери, всех исчезнувших родных, страдания друзей, брошенных детей – все потери, которые «остались за занавесом американской жизни». После пятнадцати лет не пришло ли время избавиться от «смешного и лицемерного притворства?» Но Светлана не могла включиться в работу. Она говорила, что ей нужно, чтобы кто-нибудь ее подбадривал. Она представляла себе, что окружение Берлина станет для нее кем-то вроде семьи Толстых в Ленинграде или даже ее коллег по Горьковскому институту – в конце концов, ведь по происхождению он был русским, – и она сможет снова заниматься любимым делом российских интеллигентов – часами вести «бесполезные» споры просто из спортивного интереса, для удовольствия.

Но, между тем, обстоятельства давили на Светлану. Ее сбережения уменьшились – теперь ее годовой доход колебался от 8000 до 9000 фунтов стерлингов, но этого было мало, поскольку приходилось платить за содержание Ольги в пансионе и обеспечивать свои скромные нужды. Ее английская виза определяла, что она независимый писатель, находящийся в стране по приглашению своего издателя. Ей было запрещено заниматься другой работой – переводами, преподаванием, лекциями. Единственным выходом было опубликовать новую книгу, и Светлана должна была это сделать. Она считала, что все, что ей нужно – это четкое указание издателя, контракт, и моральная поддержка Берлина.

Когда Светлана приехала в Англию в августе, Берлин был в Италии и не мог встретиться с ней до середины ноября, когда они, в конце концов, пообедали на Пикадилли. Их встреча вдохновила Светлану. Она с энтузиазмом описывала свои планы работы, а потом сделала нечто неожиданное. После обеда она взяла такси и поехала в Ковент Гарден, чтобы возобновить общение со старой подругой, балериной Суламифь Михайловной Мессерер. Мита сбежала в Великобританию в 1980 году в возрасте семидесяти двух лет, покончив с выдающейся карьерой балерины Большого театра. Светлана оставила в двери записку со своим номером телефона, и Мита позвонила в Кембридж на следующий день.

Воспоминания о Мите вернули Светлану в 1943 год, в дни ее романа с Алексеем Каплером. В 1945 году Мита была одной из подруг, с которыми они вместе праздновали День победы в квартире Светланы. Она очень пострадала от сталинских чисток тридцатых годов, когда была арестована ее сестра Рахель. Несмотря на риск быть обвиненной в связи с врагом народа, Мита удочерила дочь сестры Майю Плисецкую и вырастила из нее одну из самых великих русских балерин.