Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом «ненормальности». Какая она изнутри? Моя жизнь с синдромом Аспергера - Джон Элдер Робисон (2014)

На другой день я отвез Микроба в большой универсальный магазин. После концерта он отбыл домой с огромным пакетом обновок, более или менее довольный. Когда он объявился в следующий раз, то клянчил у меня велосипед.

Глава 16

Срастись с машиной

Многие аспергерианцы питают особую приязнь к машинам, механизмам. Порой я думаю, что мне легче общаться с качественным механизмом, чем с человеком. Почему так получается? Я много размышлял над этим вопросом, и пришел к нескольким выводам. Во-первых, с машинами я всегда главный, я их контролирую. Мы взаимодействуем не на равных. Неважно, велика ли машина, все равно я главный. Машины не возражают, не спорят. Они предсказуемы. Они не обманывают и не обижают меня.

Людей я понимаю с трудом. Не умею считывать с них информацию. У меня плохо получается на взгляд определять, нравлюсь ли я им, или они на меня сердиты, или просто ждут, пока я что-нибудь скажу. А с машинами таких сложностей не возникает.

Я испытываю симпатию к самым разным машинам. Попробую объяснить подробнее.

Представьте, что вы попали на концерт, и зал набит до отказа. Вы стоите в огромном зале, – размером с футбольное поле, – на платформе, где помещаются все пульты управления светом и звуком. Вы смотрите в сторону сцены поверх моря голов. В зале пока что кромешная тьма, но вам видны светящиеся надписи «не курить» или «выход» над дверями. А когда ветерок дует в вашу сторону, вы чуете запах травки. (Кстати, почему в зале ветерок?) Потолок в зале такой высокий, что кажется облачным небом. А вокруг вас клубится разгоряченная толпа. Словно светлячки, мелькают огоньки зажигалок и лазерных указок. Толпа похожа на единый огромный организм. И вам хорошо стоять на возвышении, в одиночестве, отдельно от нее, да еще за ограждением, которое охраняют от публики.

Хотя концерт еще не начался, в зале уже шумно. Вы знаете, что публика эта способна слететь с катушек и завестись в мгновение ока. Вы настороженно прислушиваетесь, не начнется ли стрельба. Беспокоитесь, не пронес ли кто в зал ножи. Вглядываетесь в темноту, высматриваете охрану, которая должна стоять между толпой и краем вашей платформы. И, когда вы находите глазами две могучие фигуры в черных футболках с надписями «служба безопасности», у вас становится легче на душе.

За пределами зала, на улице, жара под тридцать градусов. Пятничный июньский вечер. Перед началом концерта директор тура сказал, что в зале девяносто две тысячи человек, а очередь на входе в зал растянулась на полмили. В зале, по идее, должен работать кондиционер, но воздух горячий. Вы потеете и чувствуете, как от толпы исходит запах разгоряченных тел. Хорошо бы выйти подышать, думаете вы, но при мысли о том, что придется прокладывать себе дорогу через весь забитый публикой зал, – а пройти надо пятьсот футов, – вы отказываетесь от своей идеи. А при мысли «вдруг начнется пожар?» вы просто содрогаетесь.

Чем больше затягивается ожидание в темноте, тем сильнее это будоражит толпу. Публика нервничает. Вы видите только светящиеся надписи «не курить» и подсветку пультов рядом с собой. Вы уязвимы. Если толпа взбунтуется, вы знаете, что первым делом кинутся именно на вас – ведь вас видно.

Об этом вы и думаете, пока ждете.

Вы стоите на возвышении вместе с осветителем, звукооператором, директором тура и ответственным за пожарную безопасность. Толпа волнуется все больше, изнемогает от нетерпения, а через несколько минут начинает петь. Остаются считаные минуты до начала концерта. Перед вами загорается красная лампочка. Главный осветитель наклоняется вперед, включает микрофон, прицепленный к воротнику, и говорит: «Ну, ребята, пора начинать». Вы протягиваете руку и зажигаете свет. Когда нажимаете первую кнопку, у вас что-то сжимается в животе. «А если ничего не случится? Если не сработает?» – проносится у вас в голове.