Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс (2013)

Они боялись Тангейзера.

Сутенер пришел в себя. Он опустил голову и задумался, не поднимаясь с колен.

– Если вытащишь нож, я ослеплю тебя и отрежу пальцы, – предупредил Тангейзер. – Будешь тогда шпионить за другими калеками в Отель-Дье.

Тибо встал. Он улыбался, пытаясь скрыть унижение и ярость.

– Я привык к большему уважению, сударь! – вырвалось у него.

Матиас ударил его другой рукой. Похоже, шпион все еще ничего не понял. Он опустился на четвереньки и тяжело дышал.

– Поднимайся, ублюдок. Отдай ему свою одежду, – повторил свое приказание иоаннит.

Толстяк с трудом встал. Теперь в глазах его стояли слезы.

– У тебя есть достоинства, – сказал Тангейзер. – А ты их растрачиваешь попусту.

– Да, сударь. Приятно видеть человека, который с толком использует свои.

Сутенер попятился, чтобы избежать очередного удара. Но рыцарь даже не пошевелился. Тибо снял камзол.

– Что еще ты сегодня слышал? – спросил Матиас. – Что должно произойти?

Шпион бросил камзол Юсти.

– Я слышал, что мы собираемся ограбить и убить много еретиков. Вот это и произойдет, – ответил он.

– Ты не убийца.

– Я имею в виду нас, парижан. Сегодня самый жаркий день лета, а улей слишком часто пинали, и пчелам это надоело. Если бы вы не были таким высокомерным, черт возьми, то услышали бы, как они гудят. Вы бы обделались.

– Ты имеешь в виду милицию? – уточнил госпитальер.

– Видите? Вы даже не понимаете, о чем речь. – Тибо снял рубашку. – Что такое милиция? Толпа сапожников. Но существует милиция внутри милиции. Лиги, братства. У некоторых священников своя милиция. У капитанов. У дворян. А еще есть попрошайки, воры, грабители, убийцы. Сутенеры. Это всё – королевства внутри королевства. Их главари – короли и капитаны, по делам своим, если не по званию. А еще существует городская стража, где есть всевозможные фракции, и каждая объединяется с одной или несколькими другими. У каждого своя цель. Как и у всех нас. А вы чего хотите?

Тибо скатал рубашку и тоже швырнул ее молодому гугеноту.

– Надеюсь, она не вшивая, – заметил Тангейзер.

– Я терпеть не могу блох, вшей и клещей, – заверил его сутенер. – И на этих девчонках, – кивнул он на двойняшек, – вы тоже не найдете ни одного насекомого. Я забочусь о них, сударь, – вы сами можете видеть, какие они милые. Один франк, и они ваши. Или ваших мальчиков, если они хотят лишиться невинности. Я даже не возьму дополнительную плату за идиота. Это будет обычная сделка. Я лично учил этих овечек всем известным извращениям, а кое-какие изобрел сам.

– Давай ключ, – проигнорировал его предложение Матиас.

Парень протянул ему ключ, и рыцарь дал ему еще несколько монет:

– Вот еще один соль. Когда я вернусь, то эти девчонки должны сидеть на скамье и есть что-то горячее. Если я этого не увижу, ключ останется у меня.

Тибо взял монеты.

– Хлеб и горячий суп, сударь, – согласился он.

– И жареный голубь.

– Девочки будут на вас молиться.

Тангейзер поднимался по винтовой лестнице, не останавливаясь и не замедляя шаг. Плечи его задевали за стены. Перед глазами стояли лица маленьких проституток. Они напомнили ему о жене. Та пожалела бы их. Но жалость Карлы де Ла Пенотье больше не облагораживает этот мир. Мальтийский рыцарь вышел на внешнюю галерею, соединявшую две колокольни. Не глядя вниз, на Паперть, он повернул к северной башне, где увидел калитку, оказавшуюся незапертой.

Наверх вела еще одна узкая лестница. У госпитальера саднило в груди и болела спина. Его оружие задевало за камни, и пот градом катился по его лицу. Физическое напряжение прогнало из головы все мысли – кроме образа Карлы. Капли пота скрывали слезы, а бурное дыхание заглушало всхлипы. Когда Матиас добрался до самого верха, душа его была пуста.