Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс (2013)

В лицо ударил ветер, почти прохладный и пахнущий древесным углем. Тангейзер прижался лбом к камню, пытаясь выровнять дыхание. Потом он преодолел несколько последних ступенек, взобрался на парапетную стенку и посмотрел вниз.

Далеко внизу копошился огромный, безумный город.

Рыцарь впервые почувствовал его величие.

Париж.

Матиас понял суть этого города.

Париж вырвал его сердце, не оставив ничего взамен.

Этот город мог бы заполнить эту пустоту, если бы иоаннит позволил ему это.

Их души слились бы в одну, и город остался бы с ним навсегда.

И он никогда не покинул бы французскую столицу.

А взамен Париж заполнил бы пустоту в его груди.

Но не сердцем.

И не любовью.

Только ее искаженным, но притягательным подобием.

Тангейзер почувствовал, что жаждет этого.

Истинная любовь приносит страдание.

Возможно, он думает не о Париже, а о Карле. В его безумии они стали неразделимы.

Люцифер вскочил на парапет рядом с ним. Он разглядывал суетливый город внизу с высокомерием хозяина, а потом посмотрел на госпитальера.

– Ты пришел купить мою душу? – спросил его тот.

Маленькое уродливое существо тявкнуло.

– Боюсь, ее уже забрали, – ответил Матиас.

– Хозяин? – осторожно приблизившийся к нему Грегуар говорил шепотом.

Тангейзер уловил беспокойство в его голосе и соскочил с парапета.

Мальчик с явным облегчением прислонился к стене у двери, а в проеме появился задыхающийся Юсти.

– Не бойся, – сказал иоаннит своему лакею. – Я найду другой способ умереть, когда придет время, но уверяю тебя, это произойдет не в Париже. – Он внезапно заметил, что на шее Грегуара по-прежнему весят бесполезные красные башмаки. – Еще раз их увижу – сброшу с крыши.

Подросток снял обувь с шеи и спрятал за спину.

– Вот, – сказал Тангейзер. – Смотрите сюда.

Он достал карту Ла Фосса, развернул ее и надел очки. Бумага отсырела, и чернила немного расплылись, и то и другое оказалось хорошего качества, так что карту все-таки можно было прочесть. Она была точна, но не давала представления о расстоянии. Париж был невелик по площади, но как только человек ступал на его землю, границы города раздвигались до бесконечности, словно, входя в него, он проникал сквозь некую прореху в ткани материального мира. Каждая миля казалась десятью. С высоты колокольни столица выглядела гигантским пятном на зелени лугов, тянувшихся во всех направлениях от границ пригородов. Среди полей с созревшим урожаем примостились деревни. На далеком горизонте зелень земли встречалась с синевой неба. Пейзаж казался неземным. Хотя нет – земной мир был как раз за городскими стенами, а внутри этих стен находился Париж.

С помощью Грегуара Матиас проследил свой путь с того момента, как он подошел к воротам Сен-Жак – на карте и на раскинувшейся внизу панораме города. До таверны «Красный бык», потом к мосту Сен-Мишель, оттуда в Лувр, из Лувра к особняку д’Обре, потом от Гревской площади до собора Нотр-Дам. Каждый отрезок пути был невелик, но достоин путешествия Одиссея. Госпитальер понял, что видел лишь крошечную часть города. Париж был необъятен. И непознаваем, даже лишенный обитателей. Столица дышала, меняясь с каждой секундой – становясь такой, какой она не была никогда прежде и какой больше никогда не будет.

В любом случае Тангейзер отметил и запомнил все ориентиры, нарисованные на карте Ла Фоссом, а также многие другие. Сверху город казался океаном крыш, среди которых не нашлось бы двух одинаковой высоты. Дома громоздились друг на друга, а сверху к ним пристраивались новые, как будто столицу строил ребенок, рассчитывая, что когда-нибудь его сооружение рухнет. Мох на крышах выгорел на солнце. Косые и кривые стены домов скрывали от взгляда почти все улицы, кроме двух-трех самых широких, хотя и они были не больше тридцати футов шириной. Сады, невидимые с улиц, указывали на зажиточные районы города.