Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс (2013)

– Твое тщеславие столь велико, что ты обрекаешь этих детей на смерть? Чужих детей? Ради принципов, которых они еще не понимают? Принципов, которые и ваши вожди понимают не лучше, чем стадо мулов? Думаешь, сегодня у вашей веры мало мучеников? Ты тоже хочешь еще крови? Говори только за себя, потому что Бог будет судить каждого в отдельности!

– Добрый шевалье прав, – объявил капитан Гарнье, в желаниях которого сомневаться не приходилось. – Пусть этот пустозвон, кто бы он ни был, продемонстрирует свое благочестие и выйдет вперед.

Никто не двинулся с места.

Ради справедливости стоит отметить, что неизвестный упрямец, возможно, и собирался объявить о себе, но в этот момент пес по кличке Люцифер выскочил вперед и принялся с упоением кататься по крови. Выпучив глаза и высунув язык, он рычал от наслаждения, и звук этот был неожиданно низким и устрашающим для такой маленькой собаки. Тангейзер подозревал, что для пса это был всего лишь способ облегчить боль от ожогов и ран, но поведение Люцифера оказало на обе стороны религиозного противостояния более сильное воздействие, чем только что совершенные убийства. Послышались испуганные крики и всхлипы, и толпа отступила еще дальше.

– Люцифер, ко мне! – крикнул Грегуар.

Опасаясь, что дворняга не поймет невнятного произношения Грегуара, Юсти повторил его команду, и громко произнесенное дьявольское имя лишь усилило смятение толпы.

– Зверь одержим демонами! – закричал кто-то.

– Через него говорит сам Сатана!

– Мы все провалимся в преисподнюю!

– Воистину! Воистину!!!

Матиас сжал пятками бока Клементины, и она тронулась с места. Его юные спутники, которых больше волновала собака, чем возбужденная толпа, едва не выпустили из рук стремена.

– Не беспокойтесь о нем, он последует за своей стаей, – сказал им их господин.

Так и произошло. Люцифер, от ушей до хвоста покрытый слоем яркой, блестевшей на солнце крови судей и сутенера, вскочил на лапы и бросился вдогонку, забрызгивая всех, кто оказывался на пути его. Мальчики встретили его возгласами радости и восхищения. Собака заняла привычное место между копыт Клементины, и госпитальер направил лошадь к улице позади Отель-Дье.

Остановившись на перекрестке, он попытался сориентироваться.

Впереди, в направлении Сент-Шапель и Дворца правосудия люди из отряда Гарнье входили в дома, выходили из них, собирались группами и совещались у лежащих в канаве тел. Улица справа вела назад, к мосту Нотр-Дам, и на ней тоже лежали груды трупов. Люди грабили лавки на мосту – тащили сундуки и мебель из дверей, забирали товары из витрин первого этажа. В дальнем конце моста, где дорогу перегораживала цепь, похоже, происходила какая-то шумная перебранка. Слева короткая улица вела к мосту поменьше, перекинутому через узкий проток Сены. Там царила такая же суматоха, причем основные события происходили около арки приземистой каменной крепости на дальнем берегу.

– Малый Шатле, – сказал Грегуар. – Там сержанты. И тюрьма.

Тангейзер продолжил путь на запад, мимо общественных уборных и узкого причала из грубых балок, круто спускавшегося к Сене. Два мальчика лет восьми пытались подтащить труп женщины к краю причала, подгоняемые мечами двух ополченцев. Дети сбросили женщину в реку, но сил у них было мало, и ее голова ударилась о бревна. Они повернулись, растерянно моргая, словно не верили в происходящее, и ополченцы закололи их, после чего сбросили вслед за женщиной с причала в мутные воды реки. Затем мужчины кивнули друг другу, явно довольные собой.

Матиас поехал дальше.

Следующий мост, Сен-Мишель, тоже был погружен в хаос – вероятно, по тем же причинам. Дорогу людям, пытавшимся покинуть остров, преградила цепь в дальнем конце улицы. По другую сторону цепи собралась толпа, желавшая попасть с левого берега в Сите.