Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс (2013)

– У люка засов с этой стороны, только он открыт. Папа отправил нас на крышу, но студенты поймали Паскаль на лестнице, и я сомневаюсь, что они закрыли люк, – сообщила Флер.

Тангейзер подошел к окну и выглянул на улицу – как раз вовремя, чтобы увидеть ополченцев, всей толпой бросившихся к двери в дом.

– Нам повезло, – сказал он. – Они попытаются взять дом штурмом.

Глава 14

Алис

Они сидели за столом на кухне и пили чай из шиповника.

Кухня находилась в передней части дома. Солнце уже поднялось довольно высоко, так что его лучи освещали двор и заглядывали в окна. Чай помогал справиться с усиливающейся жарой.

Карла не могла оторвать взгляда от сидевшей напротив женщины.

Алис была бесформенной, ширококостной, некогда пухлой, но теперь иссушенной жизненными невзгодами и возрастом. Кожа на ее подбородке и руках свисала морщинистыми складками. Лицо у этой дамы было широким, а щеки ее покрывали лиловые пятна. Полные губы цвета сырой печени открывали беззубые десны. Темно-рыжие волосы с седыми прядями были неаккуратно обрезаны чуть выше плеч. Глаза у Алис были светло-серыми и холодными, как зима, но в них графиня де Ла Пенотье увидела Гриманда. В старой женщине чувствовалась неимоверная усталость, через которую проглядывали горящие угли жизненной силы, некогда неукротимой. Но несмотря ни на что, Алис казалась огромной. Карла не могла определить ее возраст – наверняка не меньше шестидесяти, но может, все семьдесят или еще больше. Старая и больная, мать короля воров, тем не менее, словно не имела возраста.

– Время – это волшебная сказка, любовь моя, – сказала Алис, словно прочитав мысли своей гостьи. – Тюрьма без стен. Они были очень умны, когда заставили нас в это поверить, в календари, даты – от Рождества Христова, чего уж там. Чтобы держать нас в повиновении, так? Но, как и все подобные выдумки, это всего лишь еще один удар бичом по нашим спинам. А теперь у них есть часы, и они могут заставить нас носить цепи.

Карла не понимала, как себя вести. Она была в логове воров, с матерью человека, который убивал первого встречного без всяких угрызений совести…

Алис засмеялась надтреснутым голосом, и будь этот смех не таким сердечным, его можно было бы принять за издевку.

– Не смущайся, любовь моя, здесь это не принято, – сказала она итальянке. – Говори. Ты будешь кричать, прежде чем закончится день, а женщина, сидящая перед тобой, будет утирать тебе сопли, так что обойдемся без церемоний.

– Я не могу выразить словами свою благодарность, мадам, за то, что вы согласились меня принять, – сказала наконец графиня.

Алис небрежно махнула рукой. Ладонь у нее была красной и блестящей.

Карла поняла, что эта старуха не просто устала, а очень больна, и ее сердце наполнилось состраданием. За всю свою жизнь итальянка не встречала женщины, перед которой испытывала бы благоговение, и лишь немногие заслужили ее уважение. Мать ее была слабой и покорной, она боялась мужа, церкви и осуждения знакомых. Она жила на коленях – во всех смыслах – и умерла, о многом сожалея. Мать предала Карлу почти в таких же обстоятельствах, как теперь, организовав похищение Орланду в то самое утро, когда он появился на свет. Она отняла у дочери радость материнства, и та так и не смогла простить ее.