Европа. Борьба за господство - Брендан Симмс (2013)

Ухудшение стратегической ситуации также оказывало влияние на внутреннюю политику стран Антанты, пусть и менее ощутимое. В 1917–1918 годах во Франции широко обсуждалась война как таковая и ее ход. Правительство Аристида Бриана пало в марте 1917-го вследствие разногласий по вопросу, вправе ли парламент вести дебаты по стратегии на закрытых заседаниях. Летом, после того как очередное наступление обернулось колоссальными потерями, французские солдаты массово взбунтовались. Военные неудачи и солдатские мятежи привели к новому всплеску шпиономании и лавине рассуждений о предательстве национальных интересов. Правые обвиняли министра внутренних дел Луи-Жана Мальви в шпионаже на основании того, что он не сумел арестовать потенциальных диверсантов в начале войны. В июле 1917 года лидер радикалов Жорж Клемансо в парламенте открыто назвал Мальви «изменником». Месяц спустя правительство Александра Рибо подало в отставку после беспощадной и безжалостной критики его военных «достижений». Новый кабинет во главе с Полем Пенлеве продержался недолго; его вынудили уйти в ноябре 1917 года после краха итальянского и Восточного фронтов. Преемник Пенлеве, Клемансо, был сделан из куда более прочного материала. Он не только арестовал бывшего лидера радикальной партии и сторонника мира путем переговоров Жозефа Кайо по подозрению в измене в январе 1918 года, но и заверил в марте парламент в своей абсолютной решимости довести войну до логического конца. «Во внутренней политике я веду войну, – сказал он, – во внешней я продолжаю воевать».[935]

На другом берегу Английского канала и на противоположной стороне Атлантики завершающая стадия войны тоже формировала внутреннюю политику. Большие потери британской армии при Пашендейле в июле 1917 года наконец-то вынудили лидера Лейбористской партии Артура Хендерсона потребовать созыва международной мирной конференции – и подать в отставку, когда Ллойд Джордж отклонил это требование. В начале следующего года премьер-министр отразил, с некоторыми затруднениями, публичные нападки на свою мобилизационную политику со стороны двух видных генералов, обеспокоенных тем, что Великобритании не хватает войск, чтобы остановить наступление немцев; начальнику генерального штаба сэру Уильям Робертсону пришлось подать в отставку, и его заменил сэр Генри Уилсон. Соединенные Штаты также приступили к внутренней мобилизации. В 1916 году они имели семнадцатую по величине армию в мире; в течение очень короткого времени введение воинской обязанности пополнило армию 4 миллионами человек, половину из которых отправили во Францию в составе экспедиционного корпуса. Военные расходы, превысившие все траты федерального правительства с момента принятия конституции, были профинансированы агрессивно рекламируемыми «облигациями свободы». Комитет общественной информации, возглавляемый ставленником Вильсона и бывшим журналистом Джорджем Крилом, отправил более 70 000 «минитменов» убеждать общественность всей страны – всего состоялось 7,5 миллиона встреч, – что на карту поставлено «само будущее демократии».[936] Американцев немецкого происхождения подвергали остракизму; sauerkraut переименовали в «капусту победы». Внутреннюю критику заглушили посредством закона о шпионаже (1917) и закона о подстрекательстве к мятежу (1918). Полиция и бдительные граждане выискивали социалистов и антивоенных активистов, многие из которых были выпущены из тюрем республиканским правительством после окончания войны. С другой стороны, военная мобилизация позволила отдельным меньшинствам, например, тем же афроамериканцам, выказать свой патриотизм и подкрепить притязания на полное гражданство воинской службой.[937]