Европа. Борьба за господство - Брендан Симмс (2013)

Кроме того, германский вопрос усугублялся «проблемой большевизма». Начало революции в Германии убедило русских революционеров в том, что близко всеобщее восстание пролетариата, которого они ожидали в 1917 году. «Кризис в Германии едва начался, – ликовал Ленин. – Он неизбежно закончится переходом политической власти в руки немецкого пролетариата… Теперь даже слепцы в других странах поймут, что большевики были правы, когда строили свою тактику на поддержке мировой пролетарской революции». Ленин предостерегал: «Русские рабочие поймут, что очень скоро им предстоит принести обильнейшие жертвы ради международной солидарности»; и «близится время, когда обстоятельства могут потребовать от нас помощи немецкому народу». Помощь будет востребована, объяснял Ленин в своем «Письме рабочим Европы и Америки», поскольку «революция в Германии… особенно важна и характерна, как [революция в] одной из наиболее передовых капиталистических стран».[945] После свержения рейха остальная Европа последует примеру Германии, но если реакционеры победят, русской революции не устоять в одиночку. Потому когда создавали в марте 1919 года Коммунистический интернационал (Коминтерн) во имя борьбы с «международной буржуазией», рабочим языком новой организации выбрали не русский и даже не английский, а немецкий язык.

Западные союзники, в свою очередь, воевали с большевиками на российской территории и отчаянно пытались помешать им заполнить политический вакуум, возникший в Центральной Европе. Великобритания и Америка довольно быстро пришли к выводу, что наилучшим для этой войны будет вовлечение Германии в борьбу с революцией – или хотя бы подавление немецкого большевизма. Госсекретарь США Роберт Лансинг предупреждал в октябре 1918 года еще до того, как завершилась мировая война, что «нельзя позволить большевикам подчинить себе народы Центральной Европы, где большевизм способен стать угрозой миру еще опаснее прусского владычества».[946] По этой причине Черчилль призывал «созидать сильную, но мирную Германию, которая не станет нападать на наших французских союзников, но выступит моральным оплотом против большевизма» и тем самым «воздвигнет мирную, легальную преграду силы и доблести против красного варварства, текущего с востока».[947]