Без надежды на искупление - Майкл Р. Флетчер (2015)

– Первые боги были порождены человеком, который дрожал от ужаса, сидя в темноте. – Кригеры продолжали приводить в поряддок оружие и доспехи. Гехирн продолжала, понимая, что им ее не слышно или нет до нее дела. – Ванфор Штеллунг внушили бы нам, что это боги дали нам огонь и боги вытащили нас из дикого состояния и сделали людьми. Смех, да и только. Разве нужно нам, чтобы боги даровали то, что мы так просто можем сделать для себя сами? А правда ли то, что они вытащили нас из первобытной дикости?

Кригеры гордились той непреклонностью, с которой они несли другим страдания, своим неистовством и беспредельным зверством. Тот, в ком живет дикое начало, намного опаснее страшащихся дикости. Именно эту ярость им прививали, она занимала в их жизни центральное место, становилась их плотью и кровью, их сущностью. «Они несомненно согласились бы, что никто никого не вытаскивал из дикого состояния».

Гехирн плотоядно оскалилась, сверкнув клыками.

– И сейчас перед собой я вижу очень милую дикость. Боги Ванфоров порождены заблуждениями доисторического человека. Можно ли быть могущественным, но не быть при этом безумным? Нет. Могущественны ли старые боги? Да. Заблуждаются ли они? Несомненно. Они несомненно считают, что это они сотворили нас, но их заблуждения будут уничтожены пламенем нашей веры. О да! Вот и замкнулся круг, и мы снова возвращаемся к огню.

Кригеры, не обращая на Гехирн внимания, убрали оружие в ножны и стали наливать себе суп в грубые деревянные плошки.

Гехирн смотрела на огонь; ее будто унесло куда-то далеко, и она чувствовала растерянность.

– Знаете, что нам нравится в огне? – спросила она безмолвных кригеров. – Нет, не его тепло. И не свет, хотя в определенных случаях и то и другое оказывается кстати. В огне нас манит его непредсказуемый характер. Посмотрите, – жестом указала она на костер. – Вам ни за что не угадать, где поднимется следующий язычок пламени. И чем больше огонь, тем более непредсказуемым он становится и тем более красивым. – Она смотрела в пламя до тех пор, пока не перестала видеть что-либо еще. – Мы, каждый из нас, пристрастились к хаосу. Великолепному, всепожирающему хаосу. Все плотские удовольствия начинаются там, где мы по-настоящему теряем контроль. Это момент, когда в сознании пусто, все мысли улетучиваются и огонь внутри нас уничтожает всю рациональность. Секс. Пожар. Это одно и то же.

Один из кригеров протянул Гехирн миску, предлагая ей подкрепиться.

– Спасибо, я не буду. Я считаю, что кто-то пытается убить меня. – Хассебранд с подозрением посмотрела на предложенную ей миску. Хорошее настроение начинало покидать ее. – Возможно, суп отравлен.

Жрец-воитель, заворчав, вылил варево обратно в котел.

Гехирн пошарила в складках мантии и вытащила мешочек с сушеными семенами и орехами. Только этим она и питалась уже много лет, прилагая огромные усилия к тому, чтобы никто не узнал, откуда берутся ее припасы. Сохранять ее фигуру такой тучной могли, наверное, только ее иллюзорные представления о самой себе. Будь ее бредовые заблуждения не такими сильными, она, как ей представлялось, стала бы тощей, как грабли, и находилась бы на грани истощения.

Огонь стал затухать, и Гехирн стояла, наблюдая, как тлеющие угольки переставали излучать теплое сияние. Пламя, конечно же, было прекрасно всегда, но хассебранду более всего нравилось, как в самом конце эти крупицы излучали тепло и нежный свет из мягкого пепла поглощенной огнем реальности. Она любила смотреть на рассеиваемый ветром пепел, поднимающийся в воздух призрачными струйками после адского пламени.

«Огонь не только разрушает, но и возрождает». Гехирн улыбнулась от этой мысли. Но разрушение было ей очень по душе.

Двое кригеров спали, третий стоял на часах. Гехирн кивнула бойцу и направилась в повозку, чтобы проспать там остатки ночи.