Без надежды на искупление - Майкл Р. Флетчер (2015)

Когда она выглянула из-под одеяла, повозка показалась ей как будто больше, чем раньше, а с бронзового крюка в крыше свисала серебряная клетка с полудюжиной рыжеватых кошек. Исходивший от них теплый, затхлый запах напоминал ей мех, а еще отца, и ей хотелось их спалить, но она знала, что делать этого не следует.

Пока нет.

У дальней стены, которая казалась невероятно далекой для этой тесной повозки, ее ожидал алтарь из черного с прожилками и кроваво-красного мрамора. Она должна была принести нечто кому-то в жертву, но что и кому – она не помнила.

Или она должна была кого-то принести в жертву чему-то?

Ауфшлаг, засаленный ученый, как-то раз рассказывал ей, что в далеком прошлом, до зарождения Меншхайт Лецте Империум, люди жгли на огне жертвы, приносимые их первым богам. В этом был огромный смысл.

Почему это прекратилось? Неудивительно, что старые боги нас покинули.

Кошки исчезли, но их запах оставался в воздухе, и она ощущала его в глубине своего носа. Мелкие душонки, они не годятся для настоящей жертвы; теперь она это понимала.

Они идут убить тебя.

Они?

Да, убить тебя.

Кто?

Вопрос поставлен неправильно.

Гехирн свернулась калачиком, глубже спряталась в своих одеялах. Как маленькая девочка, спрятавшаяся в большой кровати.

Но делать это уже поздно. Слишком поздно. Они уже идут.

Кому нужно убивать ее? Она засмеялась дрожащим смехом и натянула одеяла под самый подбородок. О боги, а разве есть те, кому не нужно ее убить?

Она села на твердый мрамор алтаря и задницей ощутила его холод, даже через свою серую рясу. Почему серую? Она аколуф? Никогда она не была аколуфом, Кёниг сделал ее архиереем в первый же день их знакомства.

Ты же помнишь тот день?

Да.

В тот момент она поняла, что нашла свое место. Она могла приносить пользу, а у Кёнига были планы. Он собирался изменить мир, а она собиралась…

Сжечь себя дотла, выполняя его приказы.

Но ведь она уже легла спать?

Не важно, они шли убить ее.

Закрыв глаза, она представляла, как три бессердечных существа, обнажив оружие, шагают к ее повозке.

Кригеры. Кригеры Кёнига.

Гехирн высунула язык и, скосив глаза, смотрела, как блестевшая на кончике слюна превращается в пар.

Пусть придут. Такие души и нужно принести в жертву первобытным богам.

Исконным богам. В этом слове ей слышалась липкая жижа и пятьдесят тысяч лет кровопролитий. И запах навоза.

Подожди-ка. Какой вопрос ей нужно сейчас задать себе?

Зачем?

Потому что мне так захотелось… Ой.

Кригеры никогда не станут действовать в одиночку и никогда – по собственной воле; Кёниг ни за что не позволил бы такой вольницы, не допустил бы, чтобы действовали не по его сценарию. Или их кто-то перехватил, подчинил своей воле, заставил до безумия верных кригеров служить другой цели…

Или это Кёниг подослал их убить тебя.

Нет. Кёниг любил ее.

По крайней мере, она была ему нужна. Он сам так говорил!

Конечно, если они убьют ее, будет не важно, кто послал их. Или все-таки важно?

Гехирн смотрела, как трое кригеров приближаются к ее повозке. Она была самой смертью, невидимой и вездесущей, не одетой в черное, а просто сравнявшейся с пустотой. Они не просто не замечали ее – она действительно оставалась для них невидима. Ее там не было.

Она не шагала – ноги ее не касались земли. Но она не парила и не летела. Она просто двигалась как привидение, тише, чем подкрадывающаяся к добыче кошка.

Куда делись кошки?

Не важно.

Рядом с ней возник кригер, и спина его была такой широкой, что напоминала скорее стену, на которой вполне можно развесить картины. Она захихикала, и он остановился, повернув голову, будто пытался понять, откуда доносится звук.

Но он же глухой.

Да, знаю.

Тогда почему…

Я даже не знаю, как его зовут.

И что же?