Горбун, Или Маленький Парижанин - Феваль Поль Анри (1993)

— Шевалье Анри де Лагардер.

— Он здесь! — опрометчиво воскликнул Шаверни. — Конечно, это человек в черном домино.

— Что такое? — оживился Гонзаго. — Вы его видели?

— Дурацкая история. Мы, разумеется, в жизни не видели этого Лагардера, кузен, но если он случайно оказался на этом балу…

— Если он случайно оказался на этом балу, — подхватил принц Гонзаго, — то я возьмусь показать его королевскому высочеству убийцу Филиппа де Невера!

— Я здесь! — произнес позади них чей-то низкий, мужественный голос.

Услышав его, Гонзаго вздрогнул так, что Носе пришлось поддержать принца, чтобы он не упал.

7. АЛЛЕЯ

Принц Гонзаго помедлил, прежде чем обернуться. Видя его замешательство, клевреты сбились с толку и растерялись. Шаверни нахмурился.

— Это и есть человек по имени Лагардер? — спросил он и положил ладонь на эфес шпаги.

Наконец Гонзаго обернулся и бросил взгляд на человека, произнесшего: «Я здесь!» Тот стоял неподвижно, скрестив руки на груди. Маски на его лице не было.

Гонзаго с трудом выдавил:

— Да, это он.

Принцесса, поначалу погруженная в свои думы, при имени Лагардера, казалось, спустилась на землю. Теперь она внимательно слушала, но встать с места не решалась.

Этот человек держал в руках ее судьбу.

Лагардер был одет в придворный костюм из белого атласа, шитого серебром. Это был все тот же красавчик Лагардер, даже в большей степени, чем раньше. Его фигура, ничуть не утратив гибкости, стала более внушительной. Лицо его светилось умом, волею и благородством. Неизъяснимые кротость и печаль смягчали его пылающий взор. Страдание идет на пользу людям великодушным, и перед Гонзаго стоял великодушный человек, который много страдал. Но в то же время он походил на бронзовую статую. Подобно тому, как ветры, дожди, снега и грозы бессильны перед бронзой, так и время, усталость, горе, радость и любовь не оставили следа на гордом облике этого человека.

Он был молод и красив; золотисто-коричневатый оттенок, оставленный на его коже испанским солнцем, очень шел к его белокурым волосам. Контраст был удивительный: гордое и смуглое лицо солдата в обрамлении мягких кудрей.

На балу можно было найти не менее дорогие и ослепительные костюмы, чем у Лагардера, но такой осанки не было ни у кого. Лагардер выглядел, как король.

Он даже не ответил на жест Шаверни, который явно гдтов был распетушиться. Шевалье лишь быстро взглянул на принцессу, словно хотел сказать: «Подождите», после чего взял Гонзаго за правую руку и отвел в сторонку.

Гонзаго и не пытался сопротивляться.

Пероль вполголоса предупредил:

— Господа, будьте наготове.

Шпаги были тотчас вынуты из ножен. Госпожа Гонзаго встала между двумя собеседниками и кучкой молодых повес.

Лагардер молчал, и Гонзаго сам спросил у него прерывающимся голосом:

— Сударь, что вам от меня нужно?

Они стояли перед люстрой, их лица были ярко освещены. Оба побледнели, их взгляды скрестились. Через несколько секунд Гонзаго от напряжения заморгал и опустил глаза. Яростно топнув ногой, он попытался высвободить руку и повторил:

— Сударь, что вам от меня нужно?

Но его рука попала в железные клещи. Он не только не сумел высвободиться, но и почувствовал нечто странное. Лагардер все так же невозмутимо продолжал сжимать ему руку. Пальцы Гонзаго хрустнули, словно в тисках.

— Вы делаете мне больно! — выдавил он; пот струился у него по лицу.

Анри не ответил, продолжая стискивать руку врага. У Гонзаго вырвался сдавленный крик боли. Его правая рука невольно перестала сопротивляться. Тогда Лагардер, все такой же безмолвный и холодный, сдернул с руки у него перчатку.

— Неужели мы станем терпеть такое, господа? — вскричал Шаверни, шагнув вперед и угрожающе подняв шпагу.

— Велите своим людям держаться подальше! — приказал Лагардер.

Гонзаго повернулся к сообщникам и сказал: