Горбун, Или Маленький Парижанин - Феваль Поль Анри (1993)

— Вот дьявол! — воскликнул Галунье. — Несколько десятков человек на одного. Если они и на этот раз окажутся ни с чем…

— Окажутся, дружок, окажутся, — заверил гасконец. — Этот негодник настоящий дьявол во плоти. Положись на меня: мы должны его отыскать и осчастливить своей компанией.

Галунье был человек осмотрительный. Он поморщился и проговорил:

— Сейчас не время.

— Ах, битый туз! Так ты еще со мной спорить? — вскричал возмущенный Плюмаж. — Теперь или никогда! Ведь будь мы ему не нужны, он встретил бы нас выпадом де Невера. Мы виноваты перед ним.

— Верно, — признал Галунье, — виноваты. Но дело это чертовски скверное!

Разговор друзей кончился тем, что эту ночь барон де Барбаншуа провел не в своей постели.

Поспешно брошенный на землю, он продолжал спать. Продолжение его истории мы расскажем, когда он проснется.

Плюмаж и Галунье бросились на поиски Лагардера.

Ночь выдалась темной. Все плошки в саду были уже потушены, кроме тех, что еще горели подле вигвама.

В окнах второго этажа занимаемого регентом флигеля вспыхнул свет.

Вслед за этим распахнулось окно.

На балконе появился регент собственной персоной и обратился к своим невидимым слугам:

— Господа, вы отвечаете головой, он должен быть взят живым!

— Благодарение Господу, — проворчал Бонниве, находившийся со своим отрядом рядом с поляной Дианы. — Если мерзавец это слышал, он нам наделает хлопот!

Мы вынуждены признать, что гвардейцы играли в эту игру отнюдь не с легким сердцем. У господина Лагардера была столь адская репутация, что каждый солдат с готовностью составил бы прежде завещание. Даже бретер Бонниве предпочел бы вступить в схватку с дюжиной захудалых провинциальных дворян, служащих в солдатах, — «дроздов», как их презрительно называли за игрою в карты, на дуэлях, чем выполнять подобное поручение.

Лагардер и Аврора решили наконец потихоньку улизнуть.

Лагардер понятия не имел о том, что происходит в саду. Он надеялся пройти вместе со своею спутницей через ворота, охраняемые мэтром Лебреаном. Анри снова облачился в черное домино, Аврора надела маску. Они вышли из домика. Снаружи стояли на коленях двое.

— Мы сделали, что могли, сударь, — в один голос сказали Плюмаж и Галунье, которые для храбрости осушили свои фляги, — простите нас!

— Это ваше проклятое розовое домино — какой-то блуждающий огонек, да и только! — добавил Плюмаж.

— Всемилостивейший Господь, да вот и оно! — добавил Галунье.

Плюмаж принялся протирать глаза.

— Встаньте! — скомандовал Лагардер.

Но, увидев в конце аллеи мушкеты гвардейцев, он удивился:

— Что все это значит?

— Это значит, что вы окружены, мое бедное дитя, — объяснил Галунье.

Некоторую развязность речи он почерпнул из своей фляги. Лагардер не потребовал никаких объяснений. Он все понял. Причины его опасений были в том, что праздник уже закончился. Часы пролетели словно минуты, он потерял чувство времени, а теперь было уже поздно. Его бегству могла помочь только праздничная сутолока.

— Вы готовы честно быть со мной до конца? — спросил Анри.

— До последнего издыхания! — прижав руку к сердцу, ответили храбрецы.

Они не лгали. Сам вид этого чертового Маленького Парижанина пришел на помощь содержимому их фляг и опьянил их окончательно. Аврора дрожала, боясь за Лагардера, о себе она не думала.

— Стража у ворот еще стоит? — осведомился Анри.

— Даже усиленная, — ответил Плюмаж. — Придется действовать осторожно, раны Христовы!

Лагардер задумался и вдруг спросил:

— Вы случаем не знаете мэтра Лебреана, привратника двора Улыбок?

— Да как свои пять пальцев! — в один голос ответили Плюмаж и Галунье.

— Тогда он вам ворота не отопрет! — с досадой проговорил Лагардер.

Храбрецы согласились со справедливостью столь логического заключения. Открыть им ворота могли лишь те, кто их не знал.