Прежде чем заговорить, ее свекор подождал, пока она покинет гостиную. Указав рукой на сундуки[112], закрытые покрывалами с вышивкой, изображающей сцены из сельской жизни, он предложил:

– Давайте присядем перед очагом. Лучше, если мы с вами будем чувствовать себя непринужденно. Я люблю ее как родную дочь, и я испытываю уважение к вам… Вы его убили, не так ли? Жестоко и грубо. Меня позвали освидетельствовать тело… все, что от него осталось.

Ардуину не было нужды спрашивать, кого он имел в виду. Конечно же, первого лейтенанта Мориса Деспера.

– Кто сеет ветер, пожнет бурю, – нарочито спокойно ответил мастер Высоких Деяний.

– Безжалостное… возмездие.

– А разве он жалел детей, которые по его вине расстались с жизнью? Жалость – это похвальное чувство; оставим же его для тех, кто этого заслуживает.

– Туше́![113] – согласился доктор. – Во всяком случае, этот негодяй больше не принесет никому вреда.

Немного помолчав, он спросил:

– Ну а на сей раз каким добрым ветром вас занесло сюда?

– Дело достаточно деликатное и довольно смутное. Я знаю, что вы – врач семьи Вигонрен. Мадам Маот арестована по обвинению в многочисленных убийствах…

Изборожденное глубокими морщинами лицо доктора, которое только что светилось умом и добротой, тут же изменилось. Мессир Мешо сухо ответил:

– Да, я с незапамятных времен забочусь о них. Но вам известно о моей обязанности хранить тайны.

– Разумеется. Однако я вовсе не собираюсь вытягивать у вас медицинские сведения, а тем более сплетни. Скажите, мадам Маот виновна в malum venenum facere?[114]

– Обвинена своей распрекрасной семейкой. Еще не осуждена.

Антуан Мешо в упор посмотрел на мэтра Высокое Правосудие, не решаясь продолжать.

– Я беседовал с нашим бальи, сеньором Ги де Тре. Он пребывает в замешательстве из-за нового скандала. Вигонрены – очень влиятельная семья в этих краях…

– Могу я заранее узнать об этом?

– Со всем моим уважением, но могу я спросить, почему вас так интересует молодая баронесса? – осторожно поинтересовался Антуан Мешо.

Ардуин Венель-младший положил руку себе на лоб и, растерянно вздохнув, прошептал:

– Мессир доктор, вы, без сомнения, сочтете меня безумцем… Я сам ничего толком не могу понять. Видение, мечта, предчувствие… Не знаю.

– Ни капли не понимаю.

– Сомневаюсь, что какие-либо объяснения здесь помогут… Я чувствую, что сам окончательно в этом запутался.

По-отечески улыбнувшись ему, Антуан Мешо настойчиво произнес:

– Все-таки попробуйте мне объяснить. За свою долгую жизнь мне довелось видеть и слышать множество самых удивительных вещей.

– Я… отнял жизнь у одной женщины, по приказу правосудия. У некоей Мари де Сальвен. Сожжена заживо, несмотря на то что была невиновна. Вместе с помощником бальи Мортаня я смог это доказать, но слишком поздно. Речь идет о старшей сестре мадам Маот.

Ардуин предпочел не усложнять рассказ сверхъестественными деталями, которые могут показаться лишенными всякого смысла. Он умолчал о том, как изменилась его жизнь, после того как в ней появились восхитительные волосы цвета спелой пшеницы и светло-голубые глаза, чуть вытянутые к вискам.

– И теперь вы считаете своей святой миссией защищать мадам Маот? Из-за угрызений совести?

– Вовсе нет. Угрызения совести рождаются из прошлого, а эта… миссия, эта срочность связана с настоящим. К тому же угрызения совести чужды человеку моего ремесла. Я не выношу приговоры и таким образом не являюсь ответственным за ошибки правосудия. И все же меня переполняет неудержимая жажда справедливости. Так или иначе, я связан со смертью мадам де Сальвен… незаслуженной смертью. Ну а теперь могу я узнать, что вы думаете насчет виновности молодой баронессы?

– Это очень щекотливый вопрос, мой дорогой! Я ограничиваюсь сведениями только медицинского характера. Primum non nocere[115], и немногое на свете наносит такой же серьезный вред, как неделикатность.