Песнь ангела - Ричард Харвелл (2014)

Я вздрогнул так сильно, что Николай чуть не выронил меня. Я огляделся в ужасе, обеспокоенный тем, что могу увидеть где-то Карла Виктора, притаившегося в траве.

– О, боже мой, – сказал Николай. – Вот оно что! Разве не так? Это был твой отец? Ремус! – закричал Николай, бросившись к хмурому низенькому монаху. – Это отец бросил его туда!

– Ты не можешь этого знать.

– Он пытался убить своего собственного сына. Это значит, что этот ребенок – сирота. Как и я.

Ремус закрыл лицо руками:

– Николай, ты ведь больше не сирота, уже лет сорок как. Ты – монах. А монахи не могут заводить детей.

Николай обдумал это. Потом его борода ощетинилась, и он улыбнулся:

– Он может стать послушником.

– Штаудах его не примет.

– Я с ним поговорю. – Николай утвердительно кивнул. – Заставлю его понять, что поставлено на карту. Родной отец пытался его убить.

– Николай, – сказал Ремус спокойно, как будто объясняя простой догмат, – ты не можешь взять этого ребенка.

– Ремус, он плыл по реке, тонул. Он мог бы действительно утонуть.

– И ты его спас. Но взять его с собой – это бремя, которое ты не можешь нести.

Николай переложил меня так, что я улегся у него на руках, прижавшись к его груди. Я лежал и смотрел на венчик кудрявых волос вокруг его головы и на далекое небо. Толстым, как колокольная веревка, пальцем он погладил меня по щеке.

– Хочешь пойти с нами? – спросил он.

Откуда мне было знать, что он предлагает? Мне было известно, что мир кончается за теми далекими горными вершинами и что в каждой деревне есть свой Карл Виктор. И если бы кто-нибудь сказал мне, что на всем белом свете нет никого, кроме тысячи человек, я бы подумал: О Господи! Как много! Но в лице его, склонившемся надо мной, была надежда. Скажи «да», говорили его глаза. Скажи мне, что я тебе нужен. Я не подведу.

Мне хотелось домой, к матери.

– Николай, послушай меня, ты дал обет…

– Я могу дать еще один.

– Так не бывает. Такие клятвы вечны…

– Я клянусь…

– Николай, нет. Ты можешь взять его только до тех пор, пока мы не найдем безопасное место, где сможем его оставить, но только не…

Николай заглянул мне в глаза. Такая доброта. Но где была моя мать? Все еще лежала на полу в нашей хижине?

– Я клянусь, – сказал он, – что бы ни случилось, я всегда буду защищать тебя.

Ремус застонал. Он начал было что-то говорить, но Николай уже не слышал его, потому что внезапно, как будто мать услышала мою тоску, зазвонили колокола Небельмат. Николай и Ремус съежились от отвращения, поскольку колокольный звон потряс их до глубины души. Ремус сгорбился, и в каждое ухо засунул по грязному пальцу. Николай закрыл одну половину моей головы громадной ладонью, а другое мое ухо прижал к своей груди, но я стал вырываться, и вырывался до тех пор, пока он не отпустил меня. Я встал на берегу Рейса и посмотрел на горы. Моя мать была жива!

Я перестал обращать внимание на доброго человека, который спас меня, вытащив из реки. Ремус попробовал оттащить его, но Николай стоял, закрыв руками уши, и смотрел на меня – маленького мальчика, которому явно не причиняли никакого вреда эти звуки, от которых земля тряслась под ногами.

Моя мать смогла подняться с покрытого грязью пола и взобраться наверх, к своим колоколам! И теперь она звонила в них так неистово, как будто ударяла своими колотушками по горам.

Прошло четверть часа, и продолжалось то же самое. Ремус заткнул уши кусками шерсти и вытащил книгу. Николай же просто наблюдал за мной, заткнув пальцами уши, как будто я был диким зверем, которого раньше ему никогда не доводилось встречать. Мать звонила в колокола значительно дольше, чем ей было позволено. Много лет прошло с тех пор, как была она избита за подобное излишество. Я знал, что небельматцы, спрятавшись за дверями своих домов, сжимали в руках кнуты, готовые взобраться к церкви, как только это станет безопасно.