Убийство на улице Дюма - Лонгворт Мэри Лу

Слышно было, как старик отодвинул микрофон и закашлялся.

– Это очень полезные сведения, мэтр Фабр. Спасибо.

– Не за что, рад был помочь.

Верлак повесил трубку и набрал номер Марин, надеясь, что у нее перерыв.

– Oui, – ответила она после третьего гудка.

– Говорить сейчас можешь? Это я.

– Да, как раз пью кофе между занятиями. Что случилось?

– Можешь спросить свою маму насчет одного населенного пункта в Умбрии? Ищем небольшой город с отличным музеем Средневековья – это же ее специальность? – в старом дворце на городской площади. И это место совершенно не туристическое. Ты тоже бывала в Умбрии, с Сильви, искала картины Благовещения, если я правильно помню?

– Да, – ответила Марин. – Но у нас было мало времени, так что мы ездили только в Ассизи. А в Деруте купили те кофейные чашки, что тебе нравятся. Я позвоню маме прямо сейчас. Да, мы по-прежнему думаем, что город начинается на Ф?

– Да. Поработаем с тем, что дал нам мэтр. Спасибо.

Верлак повесил трубку, сел за стол и набрал домашний номер Роккиа. Поговорив на очень плохом итальянском с какой-то девушкой, видимо, горничной, он был соединен с женщиной постарше. Верлак представился, извинился за плохой итальянский язык, и синьора Роккиа засмеялась:

– У вас очаровательный акцент, господин судья. По-английски я говорю лучше, чем по-французски, и предпочла бы этот язык, если вы не возражаете.

– Меня устраивает, английский у моей бабушки был родной, – сказал Верлак уже по-английски. – В Эксе у меня редко выпадает возможность им пользоваться – разве что туристам указать дорогу.

– Да-да, у нас в Перудже то же самое. Я много лет назад училась в Лондонской школе экономики. Те дни давно миновали, но язык, слава богу, со мной остался. – Синьора Роккиа сделала паузу. – Вы звоните за подтверждением алиби моего мужа?

– Да, синьора.

Пока что, судя по разговору, синьора Роккиа была определенно утонченнее своего супруга. Если она того же возраста, то в ЛШЭ училась в шестидесятые, когда мало кто из итальянских женщин поступал в университет, тем более такой всемирно известный.

Сейчас она замешкалась на долю секунды:

– Он был здесь, господин судья.

Верлак разочарованно закрыл глаза. Он надеялся, что синьора вдруг передумает и наконец-то признает широко известные похождения своего мужа.

– Он был здесь, – повторила она. – Но меня здесь не было.

Верлак просто подскочил в кресле, и в этот момент, постучав, вошла мадам Жирар. Он замахал на нее рукой, показывая на телефон.

– Прошу прощения, синьора? А где вы были?

– Я была в нашем фамильном доме на Лигурийском побережье близ Леричи, закрывала его на зиму. Прошлой зимой из-за оползней дороги закрывали на целые недели. – Верлак вспомнил оранжевые и красные дома Леричи, качающие листьями пальмы. Он там часто проводил каникулы, в деревне на несколько километров к востоку от города.

– Вы отдаете себе отчет, что противоречите словам своего мужа, синьора?

– Отдаю, – ответила она и засмеялась. – Как сказал однажды Кларк Гейбл: «Откровенно говоря, плевать мне на это».

– Тогда откуда вы знаете, синьора, что ваш муж был дома?

– Наша горничная, которая сейчас снимала трубку, нам сказала.

– Давно ли она у вас работает? – спросил он.

– Вы имеете в виду, доверяю ли я ей?

– Да, синьора.

– Не знаю, доверяю ли, она не так долго у нас работает. Нанял ее муж – вероятно, заинтересовавшись размером бюста. – Синьора Роккиа снова засмеялась, но на этот раз искусственно.

Верлак посмотрел в редко бывающее серым небо над Эксом и представил себе итальянскую девушку в Лондоне шестидесятых, с книгами под мышкой, смеющуюся.

– Спасибо вам за честность, синьора.

Синьора Роккиа издала звук, похожий на всхлип, но продолжила говорить:

– Сказать вам правду оказалось куда легче, чем я думала. – Она шмыгнула носом. – Наверное, английский язык помог.