Замурованная. 24 года в аду - Найджел Кауторн (2010)

«Жена обвиняемого совершенно очевидно не знала о судьбе своей дочери, – сказал Кепплингер. – Женщины просто упали друг другу в объятия и горько расплакались. Они обнимались и не хотели отпускать друг друга. Они говорили, что любят друг друга и клялись никогда больше не разлучаться, а мать все повторяла: „Прости – я даже не подозревала“».

Мнение доктора Кепплингера подтверждает уверенность Франца Польцера в том, что Розмари не знала ничего о том, что творилось в подвале. По словам Польцера, она испытала эмоциональное потрясение, услышав о том, что случилось с Элизабет. «Когда она узнала, что ее дочь была спрятана в подвале, у нее случился нервный срыв», – сказал Польцер.

Кристина, младшая сестра Розмари, беспокоилась о ее эмоциональном состоянии. «Моей сестре наверняка сейчас очень тяжело. Я знаю свою сестру: когда что-то случается с ее детьми, то мир вокруг рушится... Сейчас мир, несомненно, рухнул для нее».

Встретившись со своей матерью, Элизабет увидела также и своих троих детей, которых отняли у нее в младенческом возрасте.

– Маленькие мои, – заплакала она, увидев их. – Вы такие красивые. – Она крепко обняла их и погладила по лицу.

Брат и сестры Стефана и Феликса сверху – Александр, Лиза и Моника, которых те прежде видели только на видеокассетах, – встретили их тепло.

«Это было искреннее счастье, неподдельное, точно так же как и трогательная встреча Элизабет и Розмари», – вспоминал доктор Кепплингер. Он сказал журналистам, что члены семьи общались между собой очень трогательно, несмотря на то что дети, жившие наверху, никогда не слышали о своих родных из подвала. Дети, по его словам, общались «относительно хорошо».

«Это был очень волнующий момент – драматический и эмоциональный для всех, – сказали в полиции. – Они все плакали, а дети из подвала были еще и испуганы. Это было непросто для них».

Хотя Стефан и Феликс знали, что наверху у них есть сестры и брат, они все равно боялись чужих людей. С другой стороны, те, кто жил в доме, не знали вообще ничего о своих родных из подвала, но они справлялись с ситуацией лучше, потому что у них были навыки социального общения.

За время встречи стало очевидно, что словарь детей из подвала крайне ограничен. Они запинались и долго подбирали слова. Элизабет сделала все, что было в ее силах, но без каких-либо контактов, помимо Фрицля и общения между собой в тесной душной камере, у них не было возможностей развить навыки общения. «Их мать немного научила их читать и писать. Хотя Элизабет сама лишилась многого из того, что она могла иметь в детстве, поскольку ее отец начал приставать к ней, когда ей было одиннадцать лет, а всего в восемнадцать она уже оказалась в заточении. И в подвале не было книг. Основным источником образования все эти годы оставался телевизор».

Все это сделало их отсталыми в развитии, хотя доктор Кепплингер сказал, что Стефан мог писать в «редуцированной форме». Он также сказал, что Элизабет «достаточно» рассказала о том, через что ей пришлось пройти, будучи заключенной, но он не намерен вдаваться в подробности. «Однозначно это было ужасно для нее и для ее детей», – скупо ответил он.

Хотя Стефан и Феликс изъяснялись не так легко, как Лиза, Моника и Александр, они все же «могли выражать свои мысли».

Несмотря на трудности в общении, встреча между двумя половинками семьи прошла успешно, хотя и стала стрессовой для всех ее участников. «Как вы можете себе представить, они все были выбиты из колеи и необыкновенно переживали, видя друг друга в первый раз. Но все же семья вела себя вполне нормально, – сказал Кепплингер. – Сильнее всего был встревожен Феликс. При малейшем беспокойстве он все время цеплялся за маму. Немудрено, что он был так напуган. Новизна от ощущения свободы вне стен подвала выветрилась, и ему нужен был покой. В конце концов, он за всю свою жизнь видел только четырех человек».