Белый вождь - Майн Рид (1855)

– Благодарю вас от души, дон Хуан, – сказал он наконец, – но не могу воспользоваться вашими деньгами. Мне достаточно одной унции золота, чтобы держать пари против коменданта.

– Возьмите больше, – настаивал землевладелец.

– Нет и еще раз нет, дон Хуан. Эта унция золота и та, которая у меня есть, – вот все, что я могу поставить. Две унции! Это самая огромная сумма, на какую только когда-либо спорил бедный охотник за бизонами.

– В таком случае, – возразил дон Хуан, – я сам увеличиваю ставку. Полагаю, полковник Вискарра, вы не будете возражать, чтобы увеличить ставку. Карлос ставит против вас унцию золота – я предлагаю спорить на десять.

– Согласен, – сухо ответил комендант.

– Не решитесь ли вы удвоить сумму?

– Решусь ли я? – воскликнул полковник с негодованием на подобное подозрение. – Я ее учетверю, если хотите.

– Хорошо, учетверим, – согласился дон Хуан. – Держу сорок унций за Карлоса! За то, что он выдержит испытание!

– Согласен. Выкладываем деньги на руки!

Отсчитав золотые монеты, их отдали одному из присутствовавших и избрали судей. Приготовления окончились, после чего спутники охотника отошли в сторону, предоставив мыс в распоряжение Карлоса и его лошади.

Глава VII

Страшное испытание

Все пристально, с жадным вниманием следили за Карлосом, не теряя из виду ни малейшего его движения. Сойдя с лошади, он снял плащ, охотничий нож, хлыст и передал все это дон Хуану, который отошел назад. Он осмотрел, прочно ли закреплены шпоры, подтянул пояс и надвинул на лоб сомбреро. Он застегнул также во всю длину кожаные боковые отвороты своих бархатных штанов, медные пуговки которых могли бы стеснять его при движении.

Потом он обратил внимание на свою лошадь, которая, стоя гордо и спокойно, казалось, предчувствовала, что от нее ожидали необыкновенно важной услуги. Вначале Карлос удостоверился в крепости уздечки и осмотрел, не было ли на огромных стальных удилах мундштука овсяной шелухи и трещин; затянув головной ремень, он тщательно, дюйм за дюймом, проверил крепость поводьев, плотно и искусно сплетенных из волос хвоста дикой лошади. Кожа может лопнуть, но крепость подобных прочных и гибких, как струна, поводьев сомнению не подлежит.

После этого Карлос перешел к седлу, испробовал прочность стремянных ремней и деревянных колодок, служивших, по мексиканскому обычаю, стременами. Подпруга была предметом особенного его внимания: расстегнув ее, он затянул ее как можно крепче, упершись коленом, и стянул так основательно, что под крепкий кожаный ремень невозможно было подсунуть и кончик мизинца.

Такие приготовления никого не могли удивить. Подобные предосторожности он считал крайней необходимостью, ибо стоило только соскользнуть пряжке или лопнуть ремню – и он может полететь в пропасть.

Убедившись, что все в полном порядке, Карлос подобрал поводья и ловко вспрыгнул на лошадь, а чтобы избежать головокружения, он пустил лошадь по самому краю бездны, сперва шагом, потом рысью и наконец малым галопом. Эта простая прогулка со стороны казалась ужасной и представлялась зрителям, смотревшим снизу, великолепным и вместе с тем страшным зрелищем.

Через некоторое время он стал скакать по плоскогорью тем аллюром, которым думал закончить испытание, и сразу останавливал мустанга. Пустив снова лошадь в галоп, он опять остановил ее и повторял этот маневр раз десять-двенадцать, поворачивая голову лошади то к пропасти, то в противоположную сторону. Но этот аллюр, конечно, не был самым быстрым бегом, на какой был способен мустанг. Однако при самом быстром беге удержать на таком незначительном расстоянии лошадь на всем скаку в этих условиях было бы положительно невозможно, даже пожертвовав ее жизнью: вы могли пронзить ей сердце пулей, но она все-таки подалась бы вперед на несколько шагов. Избранные судьи, наблюдавшие за приготовлениями, требовали только хорошего галопа.