Маленький городок в Германии. Секретный паломник (сборник) - Джон Ле Карре (1968, 1990)

– Бут сделано, не сумлевайтесь, – шутливо, как истинный кокни, ответил Корк, а сам подумал: «Нелепый. Только ему выпадает такое редкостное везение. Когда земля шатается под ногами, когда Джанет может родить в любую минуту, а несчастная женщина протянула ноги в Ганновере, именно ему суждено было оказаться в рабочей комнате лицом к лицу с этим Нелепым. Поистине странный человек». Но его расстраивало, конечно же, не только появление неуклюжей фигуры. Забастовка в немецкой сталелитейной промышленности все еще продолжалась, и конца ей не предвиделось. Ах, если бы он только подумал об этом в пятницу, а не в субботу, его небольшая афера со шведской сталью могла бы уже приносить по четыре шиллинга на акцию прибыли лишних три дня. Пять процентов в день в понимании Корка были чем-то вроде религиозного постулата (хотя сам он давно не верил ни в Бога, ни в черта): именно из этого материала строились потом виллы на Адриатике. «Совершенно секретно, – устало прочитал он. – Брэдфилду в собственные руки. Расшифровать лично». Сколько еще будет все это продолжаться? Капри… Крит… Спецес… Эльба… «Как же нужен мне собственный остров! – запел он высоким голосом, подражая в простенькой импровизации звездам поп-музыки, потому что втайне мечтал еще и о пластинках со своим именем на обложках. – Как же нужен мне собственный остров, дин-дон! Самый маленький остров, но только не Бонн!»

Глава 5. Джон Гонт

Толпа в вестибюле заметно поредела. Настенные часы над закрытым и опечатанным лифтом показывали тридцать пять минут одиннадцатого. Те, кто не рискнул отправиться в столовую, собрались у главной стойки. Охранник канцелярии заварил утренний чай, и они пили его, негромко разговаривая, когда услышали звук приближавшихся шагов. Каблуки идущего были снабжены металлическими набойками, их стук эхом отдавался от стен, отделанных фальшивым мрамором, как звуки выстрелов с отдаленного стрельбища. Рядовые клерки подобно солдатам при появлении властного командира поставили чашки на стойку и принялись застегивать верхние пуговицы рубашек.

– Кто здесь Макмуллен?

Вошедший стоял на нижней ступени лестницы, одна рука тяжело лежала на перилах, в другой он сжимал вышитую подушечку. По обе стороны от него расходились в противоположные стороны коридоры, прикрытые стальными решетками, установленными на случай чрезвычайных ситуаций, и временно загороженные хромированными стойками. Казалось, они вели из ярко освещенного центра города в какие-то мрачные гетто. Внезапно важнее всего стала тишина – все, что происходило здесь только что, представлялось теперь откровенной глупостью.

– Макмуллен закончил дежурство, сэр. Отправился в НААФИ.

– А вы кто такой?

– Гонт, сэр. Временно замещаю его.

– Моя фамилия Тернер. Я прислан для проверки соблюдения режима безопасности. Мне необходимо осмотреть кабинет номер двадцать один.

Гонт был мелким и низкорослым мужчиной, истинным валлийцем, в чью память навсегда врезались воспоминания о Великой депрессии, унаследованные от отца. Он приехал в Бонн из Кардиффа, где работал в полиции шофером. Связку ключей он держал в правой руке, опущенной вниз, походку выработал неспешную и осторожную, а потому, когда повел Тернера за собой в темный зев одного из боковых коридоров, очень напоминал шахтера, направлявшегося вдоль штольни к ее началу.

– Жуткое дело, что они там устроили, – говорил Гонт не оборачиваясь, но его голос все равно слышался отчетливо. – Взять, к примеру, Питера Олдока. Это мой напарник, понимаете ли. У него брат живет в Ганновере. Обосновался там после оккупации, женился на немке и открыл продуктовую лавку. Так он, знамо дело, перепугался за брата до смерти. Все же знают, что мой Джордж – англичанин. Что теперь с ним станется? Хуже, чем в Конго, честное слово. О, привет вам, падре!