Анжелика и дьяволица - Анн Голон (1972)

Вопрос застал Анжелику врасплох. Как давно? Воспоминания о последней исповеди терялись во мраке прошлого, в хаосе мучительных испытаний. Вдруг она словно наяву увидела Ньельское аббатство, высокую кафедру, где восседал настоятель, его бледное лицо в обрамлении белого капюшона, бесконечную доброту его темных глаз.

— Я думаю.., четыре или пять лет. Иезуит вздрогнул.

— И вы спокойно в этом признаетесь?.. Дочь моя, значит вы потеряли всякое представление о своем долге перед Господом Богом, перед Церковью и перед самой собой! Четыре или пять лет, а может быть, и более, вы не приносили покаяния и, Разумеется, не причащались. Значит, вы живете в смертном грехе и это вас нисколько не беспокоит. Но если вы вдруг Умрете, надеюсь, вы понимаете, что навечно попадете в ад, в объятия Сатаны!

Анжелика слушала молча.

— Покайтесь в ваших грехах, быть может, тогда вы получите прощение за это чудовищное небрежение.

— Я хочу принести полное покаяние, — промолвила Анжелика.

— Хорошо, я вас слушаю.

Она могла бы покаяться лишь в тех грехах, которые совершила после последней исповеди.

Полное покаяние — это рассказ о всей жизни. Он будет знать о ней все. Она решилась наудачу поведать о себе все, возможно, одному из самых страшных своих врагов. Но в то же время, преклоняя перед отцом де Верноном колени, Анжелика ставила его в трудное положение.

Он не сможет нарушить тайну исповеди.

Если бы она просто раскрыла ему некоторые тайны своей жизни, он был бы волен рассказать о них священникам, епископу и даже всему Квебеку.

Но то, в чем она признается на исповеди, которая с самого зарождения христианства считается Божиим судом, не должно слететь с уст исповедника, который не может позволить себе даже намека на тайны грешника.

В этом закон был непреклонен. Не было ни одного примера, чтобы священник осмелился его нарушить. В десятом веке Святой Иоанн, названный позже Иоанном Златоустом, умер под пытками, но не открыл императору тайну исповеди императрицы.

Прочтя «confiteor» note 29 и произнеся традиционное обещание впредь не грешить, Анжелика задумалась, с чего начать.

Ее жизнь была нелегкой. И как убедить отца де Вернона, что безбожия в ней не было даже малой толики. Обстоятельства сделали из нее мятежницу, но не преступницу. Анжелика объяснила, что ее клеймили, приняв за гугенотку.

— Но почему вы не оправдались, когда вас назвали еретичкой? Это спасло бы вас от унизительного наказания!

Пришлось поведать о том, что она скрывалась и не могла назвать свое имя, что королевская полиция назначила награду за ее голову… Нужно было подумать о ребенке, который остался один в лесу, привязанный к дереву… Все было непросто. Она была предводительницей народного войска: Бунтарка из Пуату — так ее звали.

Иезуит слушал, сохраняя внешнюю невозмутимость, и, что удивительно, равнодушно встретил признание Анжелики в том, что она дважды собственной рукой совершила убийство: зарезала Монтадура и Великого Керза, который угрожал жизни ее ребенка… Отец де Верной сделал небрежный жест рукой. Но затем заговорил о нравственности, обвинив Анжелику в похоти, супружеской неверности, — ведь она много раз изменяла своему мужу…

— Но я думала, что его нет в живых, святой отец!

— А как же добродетель? Мне кажется, вы пренебрегаете ею, дочь моя!

Анжелике хотелось пожать плечами и сказать ему:

«Теперь это не имеет значения».

Анжелика задумалась… Как все было давно! Другая жизнь, другой мир!

Воспоминания о тех временах не вызывали в ней ничего, кроме ужаса и бессилия. И, словно в противоположность этим чувствам, она испытала неизъяснимое облегчение при мысли о том, что теперь она свободна, любима и надежно защищена на земле Америки.