«Поэтому я прошу вас, мой дорогой отец, — продолжал он, — вспомнить о том, в какой мере я всегда стремился проявлять чувство справедливости при выполнении поручаемых мне в течение ряда лет заданий как среди ирокезов, так и в Новой Англии, как при правительстве Квебека, так и в Версале и в Лондоне.

Осуждая крайности, восторженность и предрасположенность, я всегда старался подавать факты в их реальном контексте, опираясь лишь на собственные наблюдения, да на помощь, я еще раз повторяю. Святого Духа, к которому я ежедневно обращаю молитвы с просьбой открыть истину.

Таким образом, я назову вам сегодня имя той, которая кажется мне орудием Сатаны среди нас, ясно осознавая, что мой единственный долг перед вами состоит в том, чтобы представить вам голую бесспорную правду, ведь именно такая правда вам нужна. Для меня она абсолютно очевидна, хотя я и понимаю, каким потрясением станут для вас мои выводы. Для начала остановлюсь на возможных ваших сомнениях. Я знаю, что вы ждете знакомое вам имя.. Однако я назову вам не его.

Когда вы передали мне инструкции относительно этого нового задания, вы рекомендовали мне попытаться найти мадам де Пейрак, которая ускользнула от вас в Невееванике и отправилась, по вашим расчетам, в сторону Каско. Я понимал, что вы убеждены в виновности жены того, кто стал хозяином Голдсборо и доброй части других земель Акадии — от Верхнего Кеннебека до Мон-Дезера.

Все в мадам де Пейрак — красота, обаяние, ум, обворожительная внешность — соответствовало признакам, отличавшим ту, пагубного влияния которой на вашу паству вы опасались. Я и сам склонялся к тому же мнению и не без любопытства, признаюсь вам в этом, ждал встречи с этой женщиной, чтобы понаблюдать за ней вблизи и достаточно долго. При помощи случая и нескольких сообщников я нашел ее довольно быстро и взял к себе на борт. В течение нескольких дней нашего плавания мне было несложно составить о ней свое мнение. Одинокий корабль в море — это такое закрытое пространство, где его обитателям невозможно что-то изображать и не показать себя в истинном свете. Рано или поздно сверкнет молния, освещая всю глубину души каждого.

Мадам де Пейрак предстала предо мной конечно же женщиной необычной, но живой, неиспорченной, смелой, независимой без рисовки, умной без кичливости. Ее жесты и поступки отличались странной и подкупающей свободой. Однако побуждения, которыми они диктовались, выражали лишь естественное желание жить по своим вкусам и в согласии со своим темпераментом, дружелюбным, веселым и деятельным.

Это помогло мне понять, как сумела она завоевать преданность дикарей, и среди них ирокеза Уттаке, с которым, казалось, вообще нельзя договориться, и в особенности наррангасета Пиксарета, от капризов которого вы натерпелись в ходе вашей военной кампании. В этих необычных привязанностях я не вижу ни колдовства, ни извращенности. Мадам де Пейрак привлекает индейцев своим живым характером, их поражает, что эта женщина прекрасно владеет оружием, разбирается в травах, а ее рассуждения о высоких материях по глубине фантазии и изощренности ни в чем не уступают вычурным построениям индейцев, которые нам хорошо известны.

Тот факт, что она говорит уже на нескольких индейских языках, а также довольно сносно по-английски и по-арабски, показался мне в данном случае не признаком ее демонизма, как можно было подумать, а лишь проявлением одаренного в этой области ума, заинтересованного в общении с себе подобными, стремящегося к знаниям и не жалеющего для этого сил. Надо признать, что мало кто из женщин проявляет такую склонность из-за лености ума, присущего их полу, а также из-за слишком большого количества житейских забот, лежащих на их плечах.

Подводя итог, замечу, что она действительно человек незаурядный, но это не дает никаких оснований зачислять ее в лагерь противников добра и целомудрия.