Анжелика и дьяволица - Анн Голон (1972)

Затем явился отец Турнель, капеллан Порт-Руаяля, на корабле водоизмещением в 140 тонн, предоставленном акадийской компанией совладельцев в распоряжение владельца Порт-Руаяля. Капеллан был послан хозяйкой поместья, волновавшейся, что ее муж все не возвращается, и прибыл за новостями. Посланника госпожи де Ла Рош-Позе сопровождал Юбер д'Арпентиньи, молодой акадийский дворянин с мыса Сабль.

Пейрак предложил ему:

— Присоединяйтесь ко мне, помогите напугать англичан в устье реки Святого Иоанна.

— Что я от этого выиграю?

— Снисходительность интенданта Карлона, он того и гляди попадет им в руки.

Юбер д'Арпентиньи решил посовещаться со своим управляющим Полем Ренаром и с мик-маками. Впрочем, разве он не прибыл сюда, привлеченный своеобразной атмосферой сражения, подготовка к которому только и могла быть осуществлена в Голдсборо, единственном месте, дающем возможность начать боевые действия на море? На чьей стороне сражаться и с какой целью? Определить это в здешних краях всегда было непросто, но каждый раз появлялась надежда захватить корабли или разграбить форт, что помогало некоторое время продержаться бедным акадийским дворянам, затерянным на берегах французской Акадии.

В эти слишком сжатые, слишком заполненные делами часы жизнь стала лихорадочно напряженной, словно вибрирующей, и была сродни ярким и сочным краскам окружающего мира. Погода в эти два дня стояла неизменно прекрасная, и море блистало голубизной самых немыслимых оттенков. Ветер то и дело пролетал по небесной эмали — казалось, Для того лишь, чтобы горизонт засиял лазурью еще более чистой, еще более совершенной.

То была пора иван-чая… Его длинные соцветия, сиреневые, розовые, красные, тянулись вверх из всех неровностей почвы. Самая неприметная солнечная ложбинка переливалась, словно сутана епископа, всеми оттенками фиолетового, самая неприметная расселина в скалах внезапно окрашивалась пурпурной бахромой, чьи огненные пряди колыхались на ветру.

Иван-чай — это гроздь соцветия на высоком, гибком стебле с узкими темно-зелеными листьями, заостренными, словно наконечник копья.

Сначала эти растения появляются на теплых каменистых лесных опушках, а затем сомкнутыми рядами начинают свое наступление на все долины и овраги, ожидающие их нашествия.

Их буйное цветение оттеняло пышность лета на его взлете. А море по-прежнему неистовствовало, осыпая берега белоснежно-пенными сугробами. Неумолчный грохот волн, бьющих тараном по розово-голубым скалам и утесам, словно отдавался в природе глухим содроганием, порождая в людях напряженность, чуть окрашенную тревогой, но и неукротимое желание жить и участвовать во всем происходящем с удесятеренной страстью.

Да, в воздухе витали война и любовь — и нетерпеливое стремление рыть, строить, валить деревья, корчевать пни, упорно расширять жизненное пространство, улучшать уже сделанное, создавать новые семьи, предоставлять им кров, окружать дома садами, огораживать эти сады, прокладыватьновые тропы, новые дороги, новые улицы, воздвигать церковь для вновь прибывших, дабы навсегда привязать их к этому месту прочными духовными связями, и строить форты на все стороны света, дабы навеки защитить все это от разрушения.

Какой-то безотчетный порыв толкал обитателей Голдсборо, гугенотов и тех, кто только что обосновался здесь, доказать самим себе, по примеру де Пейрака и Колена Патюреля, что они могут выжить, несмотря на свою непохожесть на других, а может быть, и благодаря ей, доказать, что их непривычное бытие необходимо новой Америке.

В то лето к ним стекались пуритане и католики, зверобои и пираты, индейцы и акадийцы, и уже одно это определяло их роль, и чувствовалось, что, независимо от воззрений, пристрастий, чаяний тех или других, этот независимый, богатый, надежно защищенный, ломящийся от товаров порт воспринимался всеми как средоточие активной торговли, столь необходимой для всего западного района Северной Америки.