Стеклянные тела - Эрик Аксл Сунд (2014)

Маленькие кровоточащие порезы и грязные ногти. Костлявый указательный палец нажал кнопку, и в ушах зашумело.

Голод.

Хольгер

Грев-Турегатан

Запаху в квартире в Эстермальме, где ночевал Хольгер Сандстрём, – смеси мыла и кожи, пыли и дорогой воды после бритья – предстояло через несколько часов вступить в резкий контраст с отдающим железом запахом крови и телесных выделений.

В свой последний час на земле Хольгер думал не о летних месяцах, проведенных в Витваттнете, где он учил детей ловить рыбу на мух, и не о тех минутах, когда он сидел у постельки Эйстейна, читая Библию.

Не о тех моментах, которые, несмотря ни на что, хранили нежное тепло между отцом и сыном.

В дверь постучали; Хольгер почернел лицом, вспомнив, кто должен прийти. Проклятье, подумал он.

На лестничной клетке стоял Пол Юрт, безнадежно задолжавший акционерному обществу «Сандстрём».

Кухонные часы показывали половину двенадцатого ночи, час поздний, и Хольгер сомневался, что Пол вообще появится.

Пол сообщил, что ходит ищет Ванью. Они с Эдит были днем в полиции, заявили об исчезновении девочки, но он просто не может спокойно сидеть дома и ждать.

– И девочка, о которой идет речь, все-таки твоя дочь, – добавил он и спросил, найдется ли у Хольгера выпить. Ему требуется мягкая посадка, потому что бросать пить резко – вредно для здоровья. Дело может кончиться белой горячкой или острой печеночной недостаточностью.

Хольгер подумал о Ванье. О девочке, которая еще до своего рождения была проблемой.

Которая одним своим существованием в два счета свела мать с ума и толкнула ее на попытку покончить с собой, бросившись под поезд с сыном на руках.

Ванья, которую отдали Полу и Эдит после того, как ее чуть не убил старший брат.

– За пять тысяч в месяц я пятнадцать лет покупал себе право не называться ее отцом, – сказал Хольгер, подходя к бару.

Пол извинился и сказал, что не отказался бы, если бы Хольгер проявил любезность и предложил ему рюмку-другую коньяка. Хольгер знал, что каждая капля старого доброго «Мартеля» в рюмке Пола напоминает о расстановке сил.

– Кстати, о деньгах, – сказал Пол чуть погодя. – С деньгами, как тебе известно, сейчас напряженка…

Примерно на этом месте Хольгер перестал слушать. Он только кивал время от времени, и когда Пол завершил разглагольствования, спросил, о какой сумме идет речь.

– Пятнадцать тысяч.

– Ты знаешь, что я не могу брать деньги предприятия на такие цели, а мои собственные сейчас на депозите, но я посмотрю, что можно сделать. Я позвоню тебе в конце недели. Однако не питай слишком больших надежд.

Менее чем через десять минут после того, как он пожелал Полу удачи в поисках Ваньи, в дверь снова постучали. Хольгер, уже сидевший в кресле, тихо выругался и проклял день, когда отдал Ванью Эдит и Полу.

От этого одни проблемы.

Черная меланхолия

Грев-Турегатан

Я убивал людей. Убивал, чтобы оставаться живым, чтобы меня помнили.

В глазах Хольгера я всегда был отбросом и ничем иным.

Дворняжкой.

А сам я всегда смотрел на него как на…

Алену Ивановну.

Разумеется, ты можешь занять деньжат, если деньги, рассчитанные на неделю, кончатся, но меня вот что смущает: на каком проценте сойдемся? Как в банке? Или установим свой собственный? Скажем, десять процентов?

Вверх по лестнице на четыре пролета. Навстречу мне никто не попадается, и на лестничной площадке тихо.

Звонок не работает, так что я стучу – и одновременно вхожу в роль. Мой спектакль, премьера которого состоялась на Сальтшёбанан и который я потом дал и на Стрэнгнэсе, и в Сконе, разыграется наконец на сцене, на которой все началось.

Когда он открывает дверь, у него недовольный вид.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он.

Я не отвечаю.