Стеклянные тела - Эрик Аксл Сунд (2014)

Лестница позади дома ведет в подвал, а дверь легко открыть, надо только знать нужный трюк. Мы прокрадываемся внутрь, закрываем за собой дверь и поднимаемся туда, где проходят службы.

Там пусто, но до нас доносятся голоса взрослых.

– Когда Иисус послал своих учеников возвестить Царство Божье, он дал им силу над всеми прочими, – говорит Фабиан Модин. – И это та сила, к которой мы должны прибегнуть.

Еще пять минут записи.

Я спрашиваю себя, какую цель мы с братом преследовали своим искусством.

Настоящее искусство творит само себя, его так просто не опишешь словами.

Это как рассказать, кто есть человек.

Вот это я. Вот это – мой брат. Вот это – мы.

Вот это сформировало нас. Вот это – корни тех людей, которыми мы стали.

Посреди зала стоит алтарь – на самом деле это просто стол из «ИКЕИ», который застелили бархатной скатертью и на который поставили подсвечники. На полу купель из красного емтландского известняка, которую сработал камнетес из Витваттнета, и папа дал ему пятнадцать неважных тысячных купюр за хлопоты.

Сквозь тонкие стены до нас доносятся голоса, и я различаю папин голос, голоса Фабиана и Ингу.

Старейшины говорят, что мама должна обуздать себя и что они помогут ей изгнать Сатану и избавиться от демонов. Когда я слышу, что они задвигались, я беру Эйстейна за руку и говорю ему, что мы должны вести себя тихо, иначе нас выпорют так, что мы месяц не сможем сидеть. Он явно понимает меня, и мы заползаем под алтарь.

Ванья

Промышленный район Вестерберга

Эйстейн затолкал Ванью на заднее сиденье автомобиля, снял с себя кожаную куртку и набросил на нее.

Велел лежать и помалкивать. Не послушается – снесет ей голову.

Ванья не знала, есть ли у Эйстейна оружие, но, увидев его бешеные глаза, решила не испытывать судьбу. Она распласталась на сиденье, и он завел машину.

Из-за прерывистого дыхания воздух под курткой быстро нагрелся, и тепло высвободило запахи Эйстейна, впитавшиеся в темно-красную подкладку.

Под запахами взрослого мужчины – дыма, грязи и страха – она угадывала заразительный смех маленького Эйстейна.

Все сны, которые снились ей по ночам в доме у Эдит и Пола были переработанными настоящими воспоминаниями. Может быть, именно из-за потери семьи она не ощущает себя цельной, потому и погрузилась в эту вязкую, как ил, депрессию.

Эйстейн был той деталью, которой не хватало в целой картине. И, разумеется, поэтому она и любила музыку Голода. Ведь он обращался прямо к ней, ведь она говорила его словами.

Он всегда ненавидел ее.

А она боится его.

Они оба стали взрослыми.

Черная меланхолия

Промышленный район Вестерберга

Я ничего не говорю, но Йенс все же понял. Мой любимый Йенс, который скоро умрет.

Я снова сажусь за стол и навожу на Йенса револьвер.

Музыка будет звучать еще три минуты. Хватит для того, что я хочу сказать.

Я вижу в его глазах больше тревоги. У него прояснилось в голове, и мне нравится, как он сопротивляется наркотику.

– Убивать нелегко даже негодяев, – говорю я. – Еще труднее убить друга или кого-то, кого любишь. – Я взвожу курок. Уже совсем скоро. Голод замолчал. Остаток записи инструментальный, полторы минуты до конца.

До прекращения всего, навсегда.

Они входят в комнату – все, кроме папы.

Когда они зажгли свечи и погасили верхний свет, я набрался храбрости, посмотрел в щель между полом и скатертью увидел, что они разделись.

Майор Юнг встает у купели, чертит три крестных знамения на поверхности воды, а потом на дне чаши, после чего дует на воду.

– Чтобы влить Дух Святой.