Стеклянные тела - Эрик Аксл Сунд (2014)

Припаркованная машина. Серебристый «БМВ».

– Вот ведь черт, – выговорил Хуртиг. – Это же машина Хольгера Сандстрёма.

Исаак

Промышленный район Вестерберга

В смысле творчества это был, с какой стороны ни глянь, хороший день, и начался он с того, что Исаак предпринял прогулку в промышленный район. Когда он вышел, светило солнце, стояла ясная погода. Холодный воздух, предчувствие скорой зимы.

Побродив с час среди безлюдных фабричных строений, Исаак почувствовал себя заново рожденным; достав фотоаппарат, он просмотрел сделанные снимки. Сначала – расчерченное трещинами окно, потом развалившаяся печная труба и несколько кадров, запечатлевших, как природа возвращается в места, откуда человек попытался ее изгнать. Высокая трава под окном конторы, растения, взломавшие асфальт, побеги деревьев, выросшие на крыше.

Все – освещенное неярким ноябрьским солнцем, которое сделало этот распад бесконечно прекрасным.

У всякой материи есть внутренняя жизнь. Когда материя предоставлена самой себе, возникает новая, девственная красота. Исаак подумал, что поврежденный глаз делает Айман еще прекраснее.

Исаак убрал фотоаппарат и достал блокнот для набросков.

Его вдохновляла философия группы японских художников «Гутай» – о новой красоте, возникающей из разрушения или разложения. Он сам раньше практиковал такое. Несколько лет назад он зарыл белый холст в компостную кучу и оставил его там на восемь месяцев; результатом стала абстракция, напоминающая пейзаж с пустынями, реками и лесами, а дыры, проделанные крысами, походили на кратеры.

Был ли этот холст продуктом гниения – или произведением искусства, обретшим жизнь?

Исаак хотел, чтобы его новая работа была живописью и скульптурой одновременно.

Открытая всем работа, выполненная на стыке искусств. С особым духом места, шагающее через границы произведение-гибрид.

Исаак включил радио. Ему легче работалось, когда вокруг него были звуки.

Он налил в кастрюлю воды и включил плиту. Подождал, пока вода не нагреется до шестидесяти пяти градусов и костный клей не начнет плавиться. Исаак не знал, как пахнет разложившийся труп, но предполагал, что примерно вот так; он с трудом выносил запах, идущий из кастрюли.

Он намазал холст теплой костной массой, загрунтовал несколько других полотен, уже смазанных клеем, и достал мраморную пластину.

Растер в ступке цветной пигмент, нанес на каменную плиту, добавил немного льняного масла и смешал с пигментом.

Когда масса стала однородной, Исаак соскреб ее в стеклянную банку и добавил воды.

Вода с маслом перемешивались неохотно. Чтобы краска стала плотной, требовалась какая-нибудь эмульсия, и Исаак открыл холодильник. Обычно он добавлял яйцо или молоко, но экспериментировал и с другими субстанциями вроде супа и майонеза. В одной из банок была эмульсия красивого ржаво-красного цвета, и он взял банку с полки.

Исаак работал целый день. Подмалевывал начатые полотна, мало-помалу выстраивал композицию, работал над контрастами между светлым и темным, после чего отставил картины в сторону и занялся финальным покрытием картины, которую собирался вскоре показать Йенсу. Время бежало незаметно, и стрелки часов успели подобраться к шести, когда Исаак отложил кисть и вызвал такси.

Айман

«Рокси»

Снегопад, как на прошлой неделе, сделал привал в Санкт-Петербурге, пересек Балтийское море и теперь опустился на серый Сёдермальм.

Войдя в «Рокси», Айман отряхнула пальто от снега. Она надела оранжевое покрывало впервые с того дня, как забеременела, и сегодняшний выбор цвета казался ей правильным.

Знак ее силы.

Исаак сидел за столиком у окна, выходящего на Нюторгет. Он помахал Айман, и она подошла, ступая осторожно, чтобы не поскользнуться на покрытом слякотью полу. Исаак поднялся и обнял ее.