Последнее королевство. Бледный всадник (сборник) - Бернард Корнуэлл (2005, 2006)

Той весной мне исполнился двадцать один год, и половину своей жизни я провел в войсках. Занятие сельским хозяйством было не для меня. Я наблюдал, как рабы рвут лук-порей на моих полях, и испытывал невыносимую скуку. Я был воином, и меня выгнали из родного Беббанбурга на самый южный край Англии. Пока Виркен соловьем разливался о том, как охранял амбары зимой, я думал, что теперь снова отправлюсь на север. Только на север. Домой.

– За счет этих амбаров ты жил всю зиму, – бросил я священнику.

– Я присматривал за ними всю зиму, господин.

– И разжирел, присматривая за ними.

Я сел в седло. За спиной у меня были приторочены два мешка, чуть не лопавшиеся от денег; они оставались там, пока я ездил в Эксанкестер, чтобы найти в «Лебеде» Стеапу.

На следующее утро с шестью воинами из числа стражников олдермена Одды мы поскакали на север. Наш путь был отмечен столбами дыма, потому что Свейн, покидая Дефнаскир, вовсю бесчинствовал, жег и грабил, но мы выполнили приказание Альфреда: прогнали Свейна, заставили его уйти к Гутруму, и теперь две самые большие армии датчан соединились.

Будь Альфред сильнее, ему вовсе не обязательно было бы объединять войско датчан: он мог сразиться с каждой из армий по очереди. Но Альфред знал, что у него есть только один шанс вернуть королевство: выиграть одну-единственную битву. Ему предстояло сокрушить и уничтожить всех датчан одним ударом, а оружием его была армия, которая пока, увы, существовала только в его воображении.

Король разослал приказы, чтобы после Пасхи, но не позже Пятидесятницы собрался фирд Уэссекса, но никто не знал, произойдет ли это на самом деле. Может быть, мы покинем болота и выясним, что никого в назначенном месте нет. А может быть, просто соберется слишком мало народу. По правде говоря, у Альфреда не хватало сил, чтобы драться, но если бы он прождал еще дольше, то стал бы еще слабее. Поэтому ему придется сражаться – или потерять свое королевство.

Так что выбора нет: мы будем сражаться.

Глава 8

– У тебя будет еще много сыновей, – сказала мне Исеулт.

Мы сидели в темноте, полумесяц окружала туманная дымка. Где-то на северо-востоке горела на холмах дюжина костров, значит, за болотом наблюдал многочисленный датский патруль.

– Но мне жаль Утреда, – добавила Исеулт.

Вот тогда я и оплакал своего сына. Сам не знаю, почему слезы так долго не приходили, но теперь меня вдруг потрясла мысль о беспомощности сына, я вспомнил его милую улыбку – и понял, какая это трагедия. Мои сводные братья и сестры умерли еще младенцами, но я не помнил, чтобы мой отец тогда плакал, хотя, может, он все-таки плакал. Зато я помнил, как вопила от горя моя мачеха и как отец, чтобы не слышать этого, ушел на охоту со своими ястребами и гончими.

– Вчера я видела трех зимородков, – сказала Исеулт.

Слезы текли по моим щекам, размывали туманную луну. Я ничего не ответил.

– Хильда говорит, что голубой цвет зимородковых перьев – для девственницы, а красный – для крови Христа. Да?

– А ты сама-то что думаешь?

– Я думаю, Утред, что смерть твоего сына – дело моих рук.

– Wyrd bið ful aræd, – ответил я.

Судьба правит всем. Ее невозможно изменить, ее нельзя одурачить.

Альфред настоял, чтобы я женился на Милдрит и оказался связанным с Уэссексом, глубоко пустив корни в его тучную грязь. Но я ведь родом из Нортумбрии, и мои корни были переплетены со скалами Беббанбурга. Может быть, смерть сына являлась знамением от богов: мне не следовало заводить себе новый дом. Судьба хотела, чтобы я отправился в отчую твердыню, а до тех пор, пока не доберусь до Беббанбурга, я буду бродягой, бездомным скитальцем.

Люди побаиваются бродяг, потому что те живут без правил. Датчане, которые явились сюда, тоже были скитальцами, жестокими, не имеющими корней. «Вот почему, – подумал я, – я всегда чувствовал себя счастливее в их компании».