Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - Пол Мейсон (2015)

Когда мы смотрим на возможность отхода от капитализма, мы должны ожидать столь же сложного переплетения между технологиями, социальной борьбой, идеями и внешними потрясениями. Но у нас голова идет кругом от этого так же, как когда мы пытаемся помыслить масштабы нашей галактики во вселенной. Нам свойственна роковая склонность к тому, чтобы выражать динамику перехода в простых категориях и простых причинно-следственных цепочках.

Классическое марксистское объяснение того, что уничтожило феодализм, заключается в «его противоречиях», т. е. в классовой борьбе между крестьянством и знатью[344]. Однако позднее историки, придерживавшиеся материалистических позиций, делали акцент на упадке и застое старой системы, которые привели ко «всеобщему кризису». Перри Андерсон, историк из числа новых левых, сделал из этого важный общий вывод: ключевой симптом перехода к новому способу производства – это не становление новой жизнеспособной экономической модели. «Напротив, производительные силы, как правило, стагнируют и отступают в рамках существующих производственных отношений»[345].

Какие еще общие уроки мы можем извлечь?

Во-первых, иные способы производства строятся вокруг других вещей: феодализм был экономической системой, построенной на обычаях и законах, касающихся обязанностей. Капитализм был построен на чисто экономическом понятии – рынке. Исходя из этого, мы можем предсказать, что посткапитализм, предпосылкой которого является изобилие, будет не просто модифицированной формой сложного рыночного общества. Но мы можем лишь начать представлять в положительных образах то, каким он будет.

Я не подразумеваю под этим отговорку: общие экономические параметры посткапиталистического общества, скажем, в 2075 году будут обрисованы в следующей главе. Но если это общество будет строиться на основе освобождения человека, а не на основе экономики, то его начнут формировать непредсказуемые вещи. Например, самой очевидной вещью для Шекспира 2075 года будет полный переворот в отношениях между полами, или в сексуальности, или в здравоохранении. Быть может, драматургов больше не будет – изменится сама структура инструментов, при помощи которых мы рассказываем истории, как это произошло во времена Шекспира, когда были построены первые публичные театры.

Марксизм с его уверенностью, что движущей силой перемен является пролетариат, игнорировал вопрос о том, как люди должны измениться для того, чтобы появился посткапитализм. И тем не менее, если мы исследуем переход от феодализма к капитализму, это – одна из самых очевидных проблем.

Подумайте о разнице между, скажем, Горацио в шекспировском «Гамлете» и таким персонажем, как Дэниэл Дойс в диккенсовской «Крошке Доррит». Оба являются второстепенными персонажами, которых герой использует в качестве слушателей – оба одержимы характерными навязчивыми идеями своей эпохи. Горацио одержим гуманистической философией, Дойс – патентированием своего изобретения. В шекспировских пьесах не могло быть такого персонажа, как Дойс. В лучшем случае ему бы досталась горькая роль комической фигуры из рабочего класса. Тем не менее в то время, когда Диккенс описывал Дэниэла Дойса, все его читатели знали кого-нибудь похожего на него. Подобно тому как Шекспир не мог представить себе Дойса, мы не можем представить себе людей, которых породит общество после того, как экономика перестанет занимать центральное положение в жизни.

Повторим еще раз то, что мы знаем о том, как протекал последний переход, и выявим параллели.