Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - Пол Мейсон (2015)

В Германии поощрялось создание ценовых картелей, получавших законную регистрацию, вследствие чего их число увеличилось более чем вдвое с 1901 по 1911 год[81]. Лишь один из этих картелей, Рейнско-Вестфальский угольный синдикат, охватывавший 67 компаний, обладал достаточной властью, чтобы диктовать 1,4 тысячи различных цен и контролировать 95 % энергетического рынка своего региона[82].

Поскольку сегодня понять это трудно, для внесения полной ясности мы уточним, что это была система, в которой цены устанавливали не спрос и предложение, а миллионеры.

К 1915 году в немецкой электротехнической промышленности господствовали два промышленных гиганта; в химической и горнодобывающей отраслях и в сфере грузоперевозок тоже было по два доминирующих игрока. В Японии вся экономика находилась во власти шести дзайбацу, конгломератов, которые, начав как торговые компании, превратились в промышленные, вертикально интегрированные империи, выстроенные вокруг мощного банковского центра и контролировавшие горнорудную, сталелитейную, оружейную промышленность и сектор грузоперевозок. К 1909 году, например, «Мицуи» производил, по меньшей мере, 60 % всего японского электротехнического оборудования[83].

Для создания таких крупных компаний финансовая сфера была реорганизована. В США, Великобритании и Франции процессом управляли фондовый рынок и инвестиционные банки. В 1890 году на Уолл-стрит котировались акции 10 промышленных компаний, а к 1897 году их стало более 200[84]. В Японии и Германии, где промышленный капитализм был создан «сверху» авторитарными правительствами, мобилизация финансов осуществлялась не столько через фондовый рынок, сколько посредством банков и даже самого государства. Россия, которая отставала в этом процессе и в которой большая часть промышленности принадлежала иностранцам, сделала выбор в пользу смешанной модели.

Таким образом, англосаксонская и германо-японская модели выглядели очень по-разному, и в течение многих лет велись споры о том, какая из них лучше[85]. Однако каждая из них была основана на разных вариантах одной и той же идеи: финансы получали контрольный пакет в промышленности, добивались монопольного положения там, где это было возможно, и устраняли рыночные силы – а государство напрямую поддерживало весь этот проект.

Коротко говоря, рынок стал организованным. Теперь его надо было защищать. Помимо участия в схватке за колонии, великие державы ввели многочисленные тарифы на зарубежную торговлю, цель которых заключалась в продвижении интересов их компаний. К 1913 году, например, большинство промышленных стран защищали отечественную промышленность двузначными импортными пошлинами на фабричные товары[86]. Монополии, в свою очередь, добивались назначения своих людей на ключевые должности в правительстве. Идеология, согласно которой государство было «ночным сторожем» и не вмешивалось в экономическую жизнь, умерла.

Становление этой новой системы не обошлось без кризисов. В Америке мини-депрессия 1893–1897 годов ускорила процесс слияний; затем финансовый кризис 1907 года скорректировал стоимость акций, переоцененную в ходе бума слияний. В Японии и Германии процесс концентрации был ускорен короткими спазмами бума и спада в 1890-е годы.

Однако если рассматривать весь период примерно с 1895 года до Первой мировой войны, то прогресс перевесил кризис: американская экономика увеличилась вдвое в 1900-е годы, а канадская – втрое[87]. Даже в Европе, где импульс от трудовой миграции был не столь велик, за эти годы итальянская экономика выросла на треть, а немецкая – на четверть.