Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - Пол Мейсон (2015)

И вот посреди всего этого произошли события, о которых большинство социалистов не смело и мечтать. Не прошло и года с революции 1917 года в России, как появились рабочие республики в Баварии и Венгрии. Германия предотвратила социалистическую революцию только благодаря масштабным реформам, проведенным на заре существования Веймарской республики, и обещаниям «социализировать» экономику. В 1919 году в Италии захватывались фабрики, во Франции и Шотландии происходили стачки, грозившие вот-вот перерасти в восстания, в Сиэтле и Шанхае проводились всеобщие забастовки. По всему западному миру ведущие политики столкнулись с перспективой революции.

К этому времени у левых было нечто большее, чем одна лишь книга Люксембург. Во время войны Ленин и теоретик большевизма Николай Бухарин, вдохновленные Гильфердингом, написали труды, в которых пришли к выводу, что капитализм, находящийся под властью финансов, является доказательством неминуемой гибели системы. Ленин назвал эту новую модель капитализма в упадке «империализмом» и определил его как «переходный капитализм». Масштаб организации – вертикально интегрированные корпорации, картели и государство – означал, что при капитализме экономика начинает социализироваться. «Частнохозяйственные и частнособственнические отношения, – писал Ленин в работе “Империализм как высшая стадия капитализма”, – составляют оболочку, которая уже не соответствует содержанию, которая неизбежно должна загнивать, если искусственно оттягивать ее устранение, – которая может оставаться в гниющем состоянии сравнительно долгое… время, но которая все же неизбежно будет устранена»[93].

Бухарин в своем памфлете, написанном в 1915 году в круглосуточно открытой нью-йоркской библиотеке, пошел еще дальше. Он утверждал, что, поскольку интересы национальных государств совпали с интересами их крупнейших промышленных компаний, единственной оставшейся формой конкуренции была война[94].

Эти памфлеты почитались левыми на протяжении десятилетий потому, что, хотя их и написали экономисты-любители, они рассказывали историю, которая согласовывалась с фактическими данными. Монополии привели к колониальным захватам, которые, в свою очередь, привели ко всеобщей войне – а война привела к революции. Господство финансов привело к организованному капитализму, который уже созрел для того, чтобы его захватил и социализировал рабочий класс.

И Ленин, и Бухарин потратили немало времени на борьбу с идеей о том, что мог появиться какой-то еще тип капитализма, при котором могло иметь место межгосударственное сотрудничество. Эта блестящая идея пришла в голову умеренному немецкому социалисту Каутскому накануне Первой мировой войны. Он предположил вероятность создания единого мирового рынка, в котором бы господствовали транснациональные корпорации. Однако ко времени публикации его статьи «Ультраимпериализм» война уже началась и весь этот вопрос стал казаться лишь научной фантазией[95].

Но большевики поняли, что тезис Каутского об ультраимпериализме был для них серьезным вызовом. Нападая на него, они твердо заявляли, что капитализм достиг своих пределов, что захват власти при первой же возможности необходим и что все разговоры о том, что рабочему классу нужно «больше времени», чтобы стать более образованным и политически зрелым, ошибочны.

С точки зрения большевиков, существовала четкая диалектическая последовательность – от рынка к монополии, от колонизации к мировой войне. Когда это произошло, их философская схема не могла допустить дальнейшей эволюции: единственный путь, по которому капитализм мог развиваться, – это путь его собственного разрушения.

К тому времени крайние левые усвоили одно из ключевых предложений Люксембург: теория кризиса должна описывать конечность, а не цикличность развития капитализма.

В период с 1917 по 1923 год оба крыла социализма могли проверить правильность мысли о том, что рабочие способны использовать государственную власть, чтобы социализировать капитализм.