Гендер и власть. Общество, личность и гендерная политика - Рэйвин Коннелл (2015)

В то же время создание империалистического мирового порядка включает глобальную дифференциацию гендерных моделей или привносит глобальное измерение в их определение. Фронтир торговли, завоевание или колонизация выдвигали на первое место формы маскулинности, отличные от тех, которые стали доминантными в ключевых странах. Именно в этом смысл классической истории Дэви Крокета – человека фронтира, который стал конгрессменом несмотря на то, что был не в ладах с городской элитой[19]. Таков же смысл рассказов о белых женщинах-колонистках, которые отправляются в дальнее путешествие, чтобы заботиться о семье. Один из сюжетов австралийской истории, посвященный работе женщин в колониях, носит точное название – «Нежные захватчики». Расширение поселений белых колонистов привносит диалектику типов маскулинности и фемининности, а также расы и класса. Женщины захватывали сферы жизни белых мужчин, точно так же как белые мужчины захватывали земли черного коренного населения. При империализме перестройка полового разделения труда на глобальном уровне приобретает более широкий масштаб, чем процесс колонизации. Систематически разрушаются сельскохозяйственные сообщества. При возникновении новых производств происходит жесткое половое разделение труда: мужчины работают на шахтах и кокосовых плантациях, женщины собирают хлопок и проч. Если говорить о более современных процессах, то следует отметить строгое половое разделение труда на предприятиях третьего мира, в производстве одежды и сборке микропроцессоров. Однако женщины получили также доступ к образованию в беспрецедентных масштабах. Образование, в свою очередь, открыло им такие расширяющиеся виды занятости, как канцелярская работа и преподавание.

По-видимому, эти процессы сопровождаются и дифференциацией в структуре катексиса, хотя эмпирические данные, относящиеся к этой области, достаточно сложно собирать. В психоаналитической литературе – в книге Октава Манони «Просперо и Калибан» и книгах Франца Фанона «Весь мир голодных и рабов» («The Wretched of the Earth») и «Черная кожа, белые маски» – высказывается мысль о том, что колониализм разрушает существующие формы маскулинности и фемининности и приводит к изменению организации бессознательного у обеих сторон этого процесса. Эта динамика может иметь серьезные последствия для колониальной политики, как свидетельствует Амира Инглир. В своей книге «Ни одна белая женщина не находится в безопасности» она рассказывает о том, как в 1925 году в Порт-Морсби (Папуа) возникла паника из-за изнасилований на расовой почве.

Кризисные тенденции

Кризис семьи, о котором много говорят, к Армагеддону не привел – вопреки уверенным предсказаниям, сделанным десять лет назад. Нарастание консервативных тенденций в современной западной политике в самом деле может навести на мысль о том, что культурный и гендерный радикализм 1960 – 1970-х годов прошел даром. Тем не менее риторика упадка семьи и разрушения семейных ценностей не должна рассматриваться просто в качестве тактического приема. Она свидетельствует о реальных изменениях в этой сфере, о реальных напряженностях и страхах. Нельзя также сказать, что движения сексуального освобождения прошли впустую, пусть они и не оправдали тех надежд, которые на них возлагались в 1968–1975 годах. Тогда возникла политическая сила, которая действует до сих пор и до сих пор в некоторых ситуациях оказывается действенной. Если идея полномасштабного кризиса гендерного порядка преувеличена, то невозможно не признать, что мы являемся свидетелями мощных тенденций развития кризиса. Политический конфликт по вопросам гендера и сексуальности выстроен вокруг этих тенденций и тех исторических возможностей, которые они открывают.